Сторож, не обращая внимания на роскошь помещения, занялся приведением в чувство девушки. Он стал спрыскивать её лицо водою и энергично обмахивать её опахалом из белоснежных страусовых перьев, с ручкой, украшенной драгоценными каменьями.

К его величайшей радости щека Лаели мало-помалу начали покрываться румянцем, и она открыла глаза.

Лаель приподнялась и с ужасом стала озираться по сторонам. Всё, что она увидела, так напугало её, что она снова лишилась чувств. Сторож снова прыснул на неё водой.

— Где я? — спросила Лаель, когда снова очнулась.

— Во дворце...

— Напрасно я не послушалась отца, — промолвила девушка, перебивая сторожа. — Умоляю тебя, отпусти меня! Отец богатый человек и озолотит тебя. Умоляю тебя на коленях, доставь меня к отцу!

И она бросилась к ногам сторожа.

Сердце его дрогнуло, и он отвернулся, чтобы не поддаться чувству сожаления. Лаель схватила его за руку и продолжала тем же умоляющим голосом:

— Прошу тебя, отведи меня домой.

— Все твои мольбы напрасны, — отвечал резко сторож, стараясь резкостью придать себе мужество. — Я не могу вернуть тебя домой, хотя бы твой отец осыпал меня золотом, даже если бы я хотел, то всё-таки не в силах этого сделать. Будь благоразумна и выслушай меня. Всё, что здесь, принадлежит тебе, если ты захочешь есть, пить или спать, то найдёшь всё, что тебе надо. Только будь благоразумна и перестань умолять меня. Замолчи, а не то я сейчас уйду.

— Ты уйдёшь, не сказав мне, где я, зачем я здесь и кто меня сюда доставил? О, Боже мой! Боже мой!

И она в отчаянии бросилась на пол.

— Я сейчас уйду, — продолжал сторож, как ни в чём не бывало. — Но я буду приходить каждое утро и каждый вечер за приказаниями. Не бойся ничего. Никто не хочет тебе сделать ни малейшего вреда. Если тебе будет скучно, то тут есть книги, а если ты поёшь или играешь, то можешь выбрать любой музыкальный инструмент. Хотя я не горничная, но позволь мне тебе посоветовать умыть лицо, пригладить волосы и вообще быть как можно веселее, потому что рано или поздно он придёт.

— Кто он? — спросила Лаель, всплеснув руками.

Сторож не мог далее выносить этого зрелища и поспешил уйти, торопливо произнеся:

— Я приду утром.

Он взял с собою фонарь, запер дверь и, усевшись в лодку, поплыл, бормоча про себя:

— Ох уж эти женские слёзы.

Оставшись одна, бедная девушка долго лежала на полу, горько рыдая.

Наконец слёзы несколько успокоили её, и она стала раздумывать, что произошло. Прислушиваясь к окружающему безмолвию, которое не нарушалось никаким звуком, она поняла, что находится не на улице и не в обитаемом доме. После этого она стала осматривать свою темницу и прежде всего остановилась перед медным зеркалом. Сперва она даже не узнала себя, такой казалась она изменившейся и не походившей на саму себя: черты лица выражали отчаяние, волосы были распущены, глаза красные, испуганные, одежда в беспорядке.

Вид этого так смутил её, что она отскочила от зеркала и бросилась на кровать, уткнув голову в подушки. Но она не могла спать, часто вскакивала и бегала по трём комнатам, отыскивая выход из темницы, но в ней не было ни окон, ни дверей, кроме одной, запертой извне двери.

Она не знала, когда кончилась ночь и начался следующий день. Часы одинаково протекали для неё в страхе и мрачных мыслях. Если бы она слышала хоть какой-нибудь звук: человеческий голос, звон колокола или даже однообразный крик кукушки, то ей было бы как будто легче. Но всё вокруг было тихо, безмолвно.

Сторож сдержал своё слово и пришёл утром, чтобы поправить лампы и спросить, не желает ли она чего. Снова разыгралась сцена отчаяния и мольбы, снова он бежал, повторяя про себя:

— Ох уж эти женские слёзы.

Однако, вернувшись вечером, он нашёл её более спокойной и уже думал, что она привыкает к своему положению. Но, увидав его, она по-прежнему стала умолять выпустить её на свободу, и он в третий раз обратился в бегство.

Во вторую ночь она чувствовала такое утомление, что инстинктивно легла на кровать и заснула. Сколько времени она спала, трудно было определить, но сон подкрепил, и она уже могла думать теперь более или менее осмысленно о своём положении. Её более всего удивляло, что князь Индии и Сергий не принимали мер к её освобождению. Мало-помалу её мысли начали путаться, и она впала в полузабытье.

Услышав звук весел и почувствовав, как пол комнаты заколыхался, она присела на кровать, удивляясь, зачем вернулся сторож. Но у двери послышались шаги, и чья-то непривычная рука начала медленно отпирать замок.

Она вскочила, думая, что её нашли, что это входит отец, но тотчас снова упала на кровать.

Дверь отворилась, и вошёл Демедий.

Не поворачивая лица, он вынул ключ из замка, вставил обратно с другой стороны и запер дверь. Она видела только руку в перчатке, и хотя сначала не признала Демедия, но для неё стало ясно, что это не отец.