Я не знал, что именно он имел в виду, и это меня неприятно задело. Не затем я просидел десять лет в колледже Даркмура, чтобы теперь играть роль глуповатого почемучки. И тем не менее мне пришлось спросить:

– В чем же оно заключается?

Отец Мортимер повертел в руках белый цилиндр.

– Старцы накладывают на человека проклятие трех времен. Прошлого, настоящего и будущего. В жизни каждого из нас есть моменты, которые хочется забыть. Они причиняют боль. Именно эти мгновения приходится переживать снова и снова тому несчастному, на которого пал гнев отшельников.

Он подбросил вверх трость и поймал ее. Тема явно ему не нравилась, и священник пытался перевести все в шутку.

– Как видите, ничего похожего с нашими несчастьями. К тому же чары можно наложить только на одного человека, а не на весь город.

– Тогда при чем здесь распуши?

– Все дело в добре и зле, ченселлор Майкл. Когда человек начинает постигать религию, он обычно спрашивает себя – откуда в мире так много зла. Почему всемогущий, всеблагой Господь позволил существовать войнам, болезням, голоду.

– Это просто объяснить, если ты безбожник, – хмыкнула Френки.

– Вы правы. Но и в вероучении тоже нет противоречия. Свет не может существовать без тьмы. Знаю, это звучит банально и ничего не объясняет.

– А вы можете объяснить?

– Я попытаюсь. Старцы создали распушей, чтобы принести людям радость. Они сотворили самых добрых, самых милых созданий, какие только могут резвиться под солнцем. Намерения отшельников, конечно, были самыми добрыми…

– Знаю, куда это приводит, – усмехнулась Френки. – Я там родилась.

– Вы правы. Только наш Господь вправе создавать. Человек не смеет этого делать, ибо не ведает, что творит. Появление распушей нарушило баланс мироздания. А природа не терпит кривизны. Для того чтобы компенсировать избыток добра, в Алмазной горе появилось зло.

Проповедник соединил ладони и раскрыл их, словно крылья бабочки.

– Поймите, что не Господь создал этих чудовищ. Их сотворили люди, когда привнесли в мир слишком много добра. Пока вокруг города живут распуши, мы не сможем отделаться и от чудовищ.

– То есть, – я сложил руки на груди, – вы предлагаете взять цеп и поубивать всех этих беззащитных животных?

Отец Мортимер коротко улыбнулся.

– Теперь вы понимаете, почему я не хотел распространяться об этом. Люди и без того уже достаточно возбуждены. Я молю Господа о том чтобы он послал нам мирное решение.

Его глаза встретились с моими.

– Надеюсь, это вы.

Волшебник Алмазной горы оказался добрым до омерзения. Как и распуши. Он стоял на поляне, а с его руки ел олененок. Я был уверен, что маг прикармливал зверушку с одной лишь целью – вот так показаться перед гостями время от времени.

– Мир вам, добрые странники, – произнес маг, и мне показалось, что сейчас он протянет и нам ладонь, предложив пожевать овса. – Хотите умыть с дороги лицо в нашем источнике? Его освятил еще Гоблин Каппадокийский.

Маг носил длинную белоснежную тогу и сандалии. Я слушал его, и у меня в голове вертелась мысль – как можно быть чистым помыслами, если у тебя грязные ноги и с каждым шагом ты ощущаешь, как песок перекатывается у тебя между пальцами.

– Я бы хотел поговорить с другими волшебниками, – мягко произнес я.

Я понимал, что если сейчас они шумною гурьбой выйдут из-за крыжовника, все мои догадки рассыплются.

– К сожалению, это невозможно, – смиренно отвечал маг. – Братья вершат сложный ритуал, чтобы освободить от сил зла Алмазную гору.

Я кивнул.

– Меня это устраивает, – сказал я. – Ладно, Френки. Мы здесь закончили. Теперь я знаю, что происходит.

– Это хорошо, – неторопливо кивнул демон.

Его тон говорил: он уверен, что я понял неверно.

– Расскажите мне.

– Хорошо.

Я не стал спрашивать, откуда он появился.

– Мы отправились к Проклу, чтобы защитить Димитриуса, – произнес я. – Почему Боягорд не помешал нам? Этот вопрос я должен был задать себе прежде всего.

Демон кивнул снова, на сей раз не так уверенно. Он не понимал, к чему я клоню, и поэтому не мог решить, стоит ли меня похвалить.

– Теперь я знаю ответ, – произнес я.

– Какой же?

– У призрака нашлась веская причина не нападать на нас, – сказал я. – К тому моменту, когда мы прибыли в академию, Боягорд был мертв.