Экскаваторщик с размаху закидывал огромный, чуть не с кузов самосвала, клыкастый ковш на дно пруда и, набрав полный, поднимал на берег. Тут машинист открывал днище ковша, и грязь, как чёрный водопад, с шумом падала. Ребята провожали взглядом каждый ковш и поворачивали головы за стрелой.

В один такой заброс ковш обо что-то споткнулся. Мотор заработал, взвыв от напряжения. Ковш задержался, будто разглядывая что-то на дне, и рванулся вверх, неся большой, чёрный от грязи ящик.

Машинист открыл над берегом днище ковша. Пока из него вываливалась тина, ребята успели разглядеть, что это не ящик, а сундук.

Сундук был железный, кованый, плотно закрытый. Огромный, как калач, замок глухо стукнул о бок тяжёлого сундука, когда его стали поворачивать крышкой кверху.

— Ай-я-я! Этот, этот сундук! — с волнением проговорил Темир. — Это игуменьши, хозяйки монастыря, сундук. У ней в келье стоял. Давай открывай скорее, смотреть надо.

Рыжая ржавчина изъязвила замок. Экскаваторщик принёс лом, поддел петлю. Крышка открылась. Какие там были прокладки между крышкой и самим сундуком — не разобрать, но вода не проникла внутрь.

Из открытого сундука вырвались яркие лучи. Это засияли на солнце золотом и серебром церковные чаши и кресты.

— Я всё время так и знал! Всё время думал, догадывался. Не могла тогда игуменья такой сундук увезти с собой. Послушай, вот куда замуровала — утопила. Думала вернуться. Ай-я!

Старик рассказал, что раньше, до революции, в монастыре жили монашки. До тех самых пор, пока Красная Армия не вступила в Ставрополье. Главная монашка — игуменья удрала тогда в пролётке с атаманом шайки белобандитов. Все богатства монастыря с собой прихватила. А чего не могла утащить, в сундук сложила и в пруд бросила. Собиралась, видно, вернуться и достать.

— Давайте выберем комиссию. Она всё осмотрит, пересчитает, запишет в акт. А потом отправим этот клад в Госбанк. Монашки выманили всё это у народа, народу теперь это и пойдёт, — сказал Анатолий Николаевич, вытирая платком руки, перепачканные тиной.

— Послушай, пускай государство газ на эти деньги сделает! Пускай он везде будет гореть! — заговорил взволнованный Темир, размахивая косматой шапкой над вспотевшей головой.

У пруда всё прибавлялось народу. Пришла мама Ирина.

— Мама, мама! — кинулась навстречу ей Талка. — Я думала, клады прячут только пираты и разбойники. Посмотри, какой сундук! Как у Кощея Бессмертного!

Грязный сундук переволокли на чистое, сухое место. Рядом расстелили брезент. Алёшин отец доставал из сундука то крест, то чашу и показывал, подняв в руке.

Но драгоценностей оказалось немного. Только сверху. А ниже были старинные иконы и посеребрённые подсвечники.

На самом дне сундука нашли бутылку из толстого зеленоватого стекла, закупоренную большой пробкой. Когда Анатолий Николаевич поднял её над сундуком, кругом засмеялись. Думали, что в бутылке вино или масло для лампадок. А вытащили пробку и наклонили — из горлышка посыпались разноцветные, мелкие, как пшено, бусинки.

Когда окончили пересчёт и подписали акт, комиссия повезла драгоценности в Госбанк. Не поехал только Алёшин отец, поддевший ковшом клад. Он торопился очистить пруд.

Ребята долго не уходили от пруда и всё ждали, не подцепит ли ещё чего экскаватор. Но, кроме ржавого ведра без дна, передней оси от тарантаса и почерневшего кладбищенского креста, ничего интересного не попалось.

Талка подняла бутылку, оставшуюся от клада, потёрла её ладошкой, посмотрела сквозь сумеречное стекло на солнце.

— Давайте возьмём эту бутылку. Она нам пригодится, — сказал Алёша.

Привезли ещё трубы. Автокран стал осторожно снимать трубы с площадок и укладывать вдоль линии будущей траншеи одну в конец другой.

Трасса была прибранной, укатанной. Трубы раскладывались аккуратно и ровно, и казалось, что это ложится одна бесконечная труба, доходящая до самой Москвы.

Сразу после того как закончили укладку трубопровода в гористом Предкавказье, Куренёвы переехали в степь.

Газопроводчики остановили свой передвижной городок вблизи степной реки Леи. Палатки стояли вдоль лесной полосы. Ровные полосы леса поделили степь на квадраты, как делят синими линиями страницы тетради на клеточки. Только эти клеточки-квадраты в степи — каждая величиной со сто футбольных полей. Куда ни глянешь — всюду зелёные стены ровного густого леса. Когда ехали, Талке всё время казалось, будто проезжаешь через ворота, прорубленные в этих лесных стенах.