Шрифт:
Месячная депрессия после победы. С одиннадцати лет я не чувствовал себя одним - пусть где-то далеко, но у меня были друзья, люди, которым я был зачем-то нужен, кто-то, сопереживающий моим неудачам и радующийся моим победам. Забытое одиночество вернулось неожиданно, да так славно, что хотелось вешаться от счастья. Я сидел взаперти в особняке на Гриммо и методично уничтожал, оказывается, доставшийся мне в наследство вместе с домом алкоголь. Время от времени ко мне приходили газеты и письма от друзей - все это копилось в здоровенной куче макулатуры у окна. Я тихо, но основательно упивался своей ненужностью и не хотел, чтобы мне что-то мешало в этом деле.
Неизвестно, чем это могло бы закончиться, но все сложилось так, как сложилось. Месяц спустя меня безжалостно выковырял из моего уютного логовища встрепанный раздраженный Снейп.
Как я уже сказал, я вовсю поддерживал в себе унылые мотивы. И тут неожиданно оказалось, что кому-то я все-таки нужен. Многовековую защиту он старательно и неутомимо ломал целую неделю, после чего - это я ясно помню, - вытащил меня за волосы на порожек и окунул в ближайшую лужу с коротким:
– Протрезвей...
Положа руку на сердце - я слабо представляю, что тогда происходило со мной, с домом и со Снейпом. Моя память недобросовестно выводит мне вместо тех событий девственно чистый лист, я проснулся уже чистеньким, аки ангел небесный, в кроватке с балдахином под сводами Малфой-менора, бодрым, энергичным и всем довольным. Снейп же любезно поведал, как несколько дней пытался выманить меня из донельзя уютного малого винного погреба - тогда в доме Блэков разверзнулся небольшой филиал войны с баррикадами, ловушками, пьяными матами в моем исполнении и бесплодными (еще редкими и не очень корректными) попытками переговоров со стороны Снейпа. Надо отдать ему должное - он не только справился со всеми моими гадостями (а после войны у меня был внушительный арсенал сюрпризов разного рода) и выкурил-таки меня из подвала, но и совершил невозможное. Компания из Снейпа и не очень-то радующихся моему неожиданному появлению слизеринцев превратила депрессивное тело, в алкоголе которого не было обнаружено крови, и с психикой, лежащей почти что в руинах, в личинку Гарри Поттера, меня теперешнего то бишь.
Очнувшись, я добросовестно послал Снейпа в далекие дали, попытавшись доступно объяснить, что мое "лечение нервов" есть процедура нужная и вполне себе полезная, причем не только для меня. Он сухо ответил тогда:
– Я уже в курсе. Но я обещал твоей матери позаботиться о тебе, и, раз уж мы все ухитрились пережить Волдеморта, я должен довести дело до конца и превратить агрессивного балбеса во что-то более-менее приличное и жизнеспособное. И я буду делать это так, как мне удобно. И тебе придется быть предельно корректным и внимательным, потому что родителям твоих бывших однокурсников я обещал то же, так что имеет смысл осчастливить вас всех скопом. Так что успокойся заранее и готовься стать кем-то получше...
Новый я (на момент разговора со Снейпом) был все еще горячим гриффиндорским парнем, но уже не лишенным здравого смысла, который в отсутствие военных действий и необходимости критиковать планы боев-захватов-диверсий нашел себе применение в житейских делах. Ну а дальше, как говорится, с кем поведешься - я обзавелся хитростью, изворотливостью, профессией, оравой новых привычек и предпочтений, ну и, как мне ласково многие говорят, демо-версией мозга, работающей в частных случаях. Нередких, но частных.
Слизеринцы были одной большой семьей - и сейчас, когда от ранее сильных, многочисленных и не очень родов осталось по одному-двум представителям, это было действительно видно. Изнутри, по крайней мере. Они действовали как единый организм - в сущности это напоминало что-то вроде муравейника, если знания биологии меня не подводят. По отдельности каждый из них получил приличествующее воспитание, которого вполне достаточно для самостоятельной жизни и ведения дел - на деле же, стоило им собраться вместе, сразу было видно - это не одиночки, но команда. Причем команда сработанная, не имеющая лишних разногласий. Леди Гринграсс была по уши вовлечена в финансовые вопросы всех остальных; вопросы общения, политики, сотрудничества с кем-либо курировал Малфой, впрочем, к нему часто присоединялся Забини. Безусловно, у каждого из них был немного отличный от остальных круг общения, свои друзья, не связанные с "семьей", и, разумеется, собственное мнение - но общая линия поведения была всегда.
Винс Крэбб, к моему изумлению, оказался - да, заторможенным, да, тихим, да, невыразительным, но очень и очень хорошим аналитиком. Паркинсон была блистательной светской дивой, которая знала все обо всех и чуть больше. Были среди ребят и, так скажем, "непричастные к большому плаванию" - ремесленники, то есть зельевары, ботаники... Учителя, журналисты, авроры, драконологи - чета Лонгботтомов, Люпины, Чанг (с которыми я, как неожиданно выяснилось, чувствовал себя вполне комфортно) на удивление легко и органично, пусть и не быстро, влились в "семью". В семью.
Я относился к целому полку "решателей проблем", где не было никаких лишних забот или ответственности - что меня, разумеется, полностью устраивало.
Правда, прежде чем настало время лени и благоденствия, пришлось плотно потрудиться. Я обрастал лоском постепенно, день за днем находясь в компании тошнотворно воспитанных слизеринцев - я имею в виду, что слышать раз за разом вычурное "Мистер Поттер, не могли бы вы"...
На время все поселились в любезно предоставленном Малфоем меноре, где проходил наш своеобразный полуторалетний эскапизм. Все учились, чтобы вскоре выйти в большой мир с аттестатом, четко выверенным жизненным планом и серьезной поддержкой за спиной для осуществления этих самых планов. Учил нас прежде всего Снейп и еще несколько иностранных репетиторов. Но, все же, в основном Снейп. Именно зельевар выгонял меня на фехтование и заставлял размахивать саблей, и именно он выдумал эту извращенную систему обучения этикету - когда все вокруг бесконечно вежливы и возвышены в независимости от ситуации, и банально не обращают на тебя внимания, если ты не ведешь себя также. В первые дни от нескончаемых "уважаемый мистер Поттер, не будете ли вы так любезны", "право, неловко вас тревожить, но" к вечеру голова просто раскалывалась. Но, к счастью, когда я с честью и без ошибок выдержал неделю такого общения, мучения кончились, и неукоснительное соблюдение этикета осталось или на каких-нибудь мероприятиях, или в дружеских шутках.