И я стал звать: «Кыцик! Кыцик!…» Но он как сквозь землю провалился.

И тётушки Марины не видно.

Обегал я всю квартиру — никого не нашёл. А когда вернулся в кухню, беда уже произошла. Кыцик сидел перед «ловкой», дул на свою распухшую лапу и орал:

— Мяу-у! Мяу-у! Ой, мяу!…

— Ах, беда моя! — всплеснул я лапами. — Да как же это с тобой произошло?!

— Не-е зна-аю, — сквозь слёзы простонал он. — Это меня колбаска ударила, ой, ой, ой…

— Колбаска?! — удивился я. — Да что она — взбесилась, что ли?! Нет, Кыцик, это всё твоя жадность, это потому, что ты не прочитал, что написано на подносике. Вот прочитай, ведь это же «Ловка». Она всех ловит. Поэтому ты и пострадал… Ну что мне с тобой, непутёвым, делать?!

— Ой, моя лапочка! Ой, я несчастный! — орал Кыцик. — Ой, что же я теперь буду делать!…

Мне стало жаль своего Кыцика, я даже заплакал.

— Ты из-за меня плачешь? — спросил Кыцик.

— Да, — ответил я, утирая слёзы. — Из-за тебя и ещё из-за тётушки Марины тоже. Она не переносит чужих страданий. Увидит твою распухшую лапу и ещё умрёт от горя. У нас однажды так было, когда Петя прищемил дверью пальцы. Пришлось тётушке Марине вызывать «скорую помощь».

Но Кыцик не успокаивался.

— Я знаю, — орал он. — Я хорошо знаю, что тётушка Марина для меня поставила эту кошколовку… И ремень она тоже специально для меня держит… Я думал, что он нужен для Петиных штанов, чтобы они не спадали, а тётушка Марина меня уже три раза этим ремнём стегала, ой, ой, ой!

— Ну и что же? — сказал я. — Она и Петю им иногда стегает. Нет, Кыцик, ты всё-таки неправильно понимаешь. Я прежде тоже ошибался и принимал разные полезные поучения за обиды. А что касается ремня, так это она делала для опрятности: она тебя не стегала, а пыль выбивала. Посмотри, какой ты мохнатый!… Она каждое воскресенье все шерстяные вещи выколачивает. Так что ты не обижайся на тётушку Марину.

Тут Кыцика вдруг словно взорвало. Вся сибирская шерсть стала на нём дыбом, спина выгнулась, и он заорал:

— Не хочу я слушать про твою тётушку Марину! Не хочу я видеть твою тётушку Марину! Не верю я больше ни одному её слову! Обещала сливками кормить, рыбкой, печёночкой, тушёночкой… Ой, ой, ой! Хватит с меня! Не нужны мне больше ремни и кошколовки! Не хочу здесь быть, ухожу-у-у!

— Куда же ты пойдёшь один?! — испугался я.

— На улицу! На улицу пойду! Пусть меня загрызут собаки! Пусть меня раздавит автобус! Тётушка Марина будет знать, как обращаться с сибирскими кошечками… Собирайся, Мыцик! Скорей, потому что я один боюсь идти на улицу!…

— А как же тётушка Марина? Она не переживёт этого!

— И я не переживу. Я боюсь один ходить по улицам. Неужели же ты меня бросишь одного, когда у меня так болит лапка?! Ой, моя лапочка!…

— Конечно, не брошу! — поспешил я утешить своего Кыцика и стал думать, как быть. Но тут я заметил, что вход в мою норку аккуратно забит круглой дощечкой. Это Петя закрыл мою норку на капитальный ремонт. И я сказал Кыцику:

— Ладно, идём. С сегодняшнего дня у меня небольшой отпуск, и я могу распоряжаться собой как хочу.

И мы, не простившись, ушли из дому. Сперва через кладовку спустились в подвал, нашли там большую щель и выползли на улицу.

По улицам ходит очень много ног, и для мышонка даже самый маленький ботиночек вполне подходит, чтобы накрыть его с головой и с хвостом. А кошкам кажется, что каждый третий пешеход ходит по улице с собакой. А может, так оно и есть. В общем, ходи да поглядывай: верти головой вверх, вправо и влево. А если на твоих руках беспомощный и трусливый инвалид, тогда хуже…

Теперь у бедняги Кыцика никого, кроме меня, не осталось: круглый сирота. И, кроме того, он заявил, что жить на свете не сможет, если рядом не будет меня, мышонка. Кто-кто, а я его хорошо понимаю.

Вот так мы и шли по улицам, шли медленно, потому что Кыцику было больно ступать на распухшую лапу. Я его очень жалел и всё время думал, чем бедняге помочь. Наконец придумал.

Я сказал ему:

— Обопрись больной лапой о мою спину, и тебе легче будет ходить.

— С удовольствием! — воскликнул Кыцик и положил на меня тяжёлую лапу.

— Ну, как? — спросил я. — Легче?

— Намного. А главное, очень приятно.

— Что — приятно? — удивился я.

— Когда кошачья лапа лежит на мышиной спине. Очень приятно. Я даже чувствую, как она выздоравливает.

Я тоже почувствовал, что какие-то острые крючочки стали царапать мне спину, и сказал Кыцику:

— Ты на меня не обижайся, но я должен заметить, что на мышиной спине значительно приятнее чувствовать больную, а не здоровую лапу.

— Это у меня коготки из подушечек вылезают, — объяснил Кыцик.