Полчаса спустя в штаб забежала Марина и долго пыталась уговорить меня идти домой отсыпаться, иначе завтра она не ручается за мой внешний вид. Я успокоил её, пообещав не задерживаться, и отправил восвояси.

В половине второго к нам с Эдиком подошёл Солодовников, постоял некоторое время, наблюдая за бесплодными попытками подобрать код, потом пожелал удачи и отбыл домой. Наш зал погрузился в темноту, лишь монитор заливал лицо Зеленского мертвенно-бледным светом, да моя настольная лампа освещала кусок стола.

В очередной раз выругавшись сквозь зубы, Эдик поставил компьютер на автоподбор и пошёл на кухню заваривать чай. Вернувшись с чашкой в руках, он спросил:

— Сколько у нас ещё есть времени?

Я мысленно прикинул, как быстро смогу разобраться в материалах, если мы их всё-таки добудем.

— Максимум — до пяти часов вечера. Но это самое позднее время. Лучше, конечно, успеть до утра.

Эдик глотнул из чашки и сказал, не глядя на меня:

— Вероятность подбора кодов до завтрашнего вечера — меньше одного процента. И это уже с программой, которую я написал. Слишком хорошая защита там стоит. Нужно месяца три-четыре, чтобы поломать.

Я отложил ручку, подошёл к компьютеру. На экране быстро, почти незаметно для глаза мелькали различные варианты кодов, которые автоматически пыталась подставить программа.

— Это твоя автоматика? — спросил я Эдика.

Он молча кивнул.

— Отключи её, пожалуйста, — попросил я.

Зеленский удивлённо посмотрел на меня, поставил чашку на стол и щелчком мыши прервал выполнение программы.

— Где здесь нужно ввести коды? — Я вглядывался в мешанину окон на экране.

— Вот здесь, — Эдик указал на несколько пустых полей. — Сначала сюда шестнадцать знаков, потом, если верно, сработает ещё проверочный механизм, нужно будет дополнительно ввести восемь символов переменного пароля.

Я смотрел на экран. Информация совсем рядом — нужно всего лишь правильно набрать некую последовательность знаков. Интересно, какова вероятность того, что я смогу подобрать эти коды прямо сейчас, с клавиатуры, с первого раза?

— Какова вероятность того, что я их смогу подобрать наобум? — задал я вопрос вслух.

Эдик прищурился, вычисляя в голове. Я тем временем начал вводить случайные символы, даже не смотря на клавиатуру.

«Код принят. Введите переменный пароль» — появилась надпись на экране. Зеленский, так и не ответив мне насчёт вероятности, смотрел на монитор с открытым ртом.

Интересно, как я это делаю? Может быть, нужные клавиши теплее остальных — и я это чувствую? Я пощупал клавиатуру — нет, ничего, обычные кусочки пластмассы. Или просто что-то не даёт мне нажать неправильную клавишу? Я надавил на кнопку «6», потом нажал «Delete» и стёр появившуюся на экране звёздочку. Нет, никаких ощущений. Как будто я не подбираю уже кем-то придуманную последовательность знаков, а задаю совершенно новую — и что бы я ни набрал, это и будет нужным паролем.

Я отбросил рассуждения и быстро ввёл восемь случайных символов. Экран мигнул зелёным и выдал древовидный каталог. Я кивнул Зеленскому:

— Доступ открыт. Твоя задача — отыскать здесь нужные файлы.

Эдик, забыв о чае, метнулся к компьютеру и впился взглядом в монитор.

— Как вам это удалось? — произнёс он.

Я развёл руками. Кажется, только что родилась ещё одна легенда для хакерской среды.

Через час, уже сидя дома, я изучал полученные материалы.

Студия была охвачена нервным беспорядком. Техники в комбинезонах с нашивками «НТВ» таскали из угла в угол массивные осветительные приборы. Процессом руководил человек, уткнувшийся в миниатюрный монитор. Периодически он отрывал от экрана лицо и раздавал краткие указания, что вызывало очередные массовые перемещения предметов. Двигались стулья и декорации; табунами, будто повинуясь неведомым законам пассионарности, бродили зрители. Массивные мужчины в едва сходившихся на животах пиджаках шумно приветствовали друг друга, разговаривали на отвлечённые темы и вместе выходили покурить. Довольно много было знакомых мне людей. Некоторые подходили, выражая то ли поддержку, то ли сочувствие.

Сидоров вошёл за десять минут до эфира в окружении целой свиты, с деланным радушием кивнул мне и удалился в свой угол студии, наклоняясь ухом к низенькому толстячку, что-то настойчиво ему шептавшему. В числе людей, сопровождавших моего оппонента, я заметил бывшего генерального прокурора, а также следователя Кропотова. Последний, увидев меня, сделал настолько изумлённое лицо, что я чуть было не подумал, что он, придя на программу, действительно не ожидал встретить её инициатора.

За пять минут до эфира в студии появился ведущий, высокий плотный человек с открытым лицом и располагающей внешностью. Он сделал несколько мимолётных движений руками — и как по волшебству, суета вдруг прекратилась, операторы, звукооператоры и техники заняли места, а зрители начали спешно рассаживаться. Человек у монитора поднял руку, и гудящая студия постепенно затихла. «Минута до эфира», — прозвучал его голос в тишине.

Ведущий взял планшет с листком и вышел на середину студии. Мы с Сидоровым расселись по обе стороны от него. Я невольно поёжился — происходящее напоминало боксёрский ринг перед началом первого раунда.

Человек за пультом кивнул — и ведущий, широко улыбаясь, произнёс в одну из камер:

— Добрый вечер, уважаемые зрители! Тема нашей сегодняшней программы — предстоящие через три недели президентские выборы. В нашей студии впервые за всё время нынешней избирательной кампании собрались два главных претендента на президентское кресло — Евгений Сидоров, лидер оппозиционного движения «Альтернативная Россия», и Платон Колпин, независимый кандидат, которого поддерживает нынешний президент.