О ком говорит отец, можно было и не угадывать.

Макс поморщился.

— Нет.

Александр Игоревич двинулся на него.

— Да что я говорю, — проговорил он, сведя брови. — Ты сам себе больно делаешь!!

Макс молча смотрел на него, сжав зубы. Слова отца, словно ножи впивались в сердце. Вновь бередили те раны, которые, он думал, уже залечило время. Неужели девяти лет оказалось недостаточно?!

Макс раздраженно повернулся к нему спиной, сдерживая себя, чтобы не закричать.

Не собирается он слушать эту чушь! Отец ничего не понимает! Никогда не понимал! И сейчас не должен… не имеет права просто…

Александр Игоревич приподнял подборок и заявил:

— Ты просто не хочешь признавать очевидного!

Максим резко повернулся к нему, пронзил его глазами.

— И что же ты понимаешь под очевидным?!

Они так и стояли, глядя друг на друга, испепеляя друг друга этими взглядами, возможно, но, не отводя их. Два упрямца, два привыкших подавлять мужчины, два меча, скрестившихся в бою.

Александр Игоревич тяжело вздохнул и сказал:

— Ты уже не сможешь ее отпустить, — не отводя взгляда от глаз сына. — И это ненормально, Макс.

Максим поджал губы, стиснул зубы. Не сдержался, чертыхнулся в голос, громко и грубо.

Грудь сковало злостью. На отца, на самого себя. От бессилия. От осознания правоты отца во всем.

Макс наклонился вперед, словно нависая над отцом неприступной скалой, с диким желанием в груди доказать ему СВОЮ правоту!

— Я смогу! — сказал, словно выплюнул он, и резко, обернувшись, двинулся к двери. — Смогу, ясно?! — у двери он вдруг остановился, задумчиво посмотрел на отца в упор. — И ты прав, не нужно мне было жениться… Но раз уж я женат… — он не договорил, но эта недосказанность была яснее и понятнее любых слов. И ему самому, и Александру Игоревичу.

Макс наклонил голову и посмотрел в пол.

— Зря ты затеял этот разговор, он ничего не меняет, и ты это понимаешь, — проговорил он, поднимая глаза на отца. — И я смогу обойтись без нее, если захочу! — сказал он твердо, с какой-то слепой уверенностью и затаившейся в голосе злостью и раздражением, и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Александр Игоревич закрыл глаза и покачал головой.

— Не сможешь… Потому что не захочешь никогда.

Макс злился на отца. Очень сильно. Даже больше, чем просто очень сильно. По правде говоря, так он не злился на него с того самого года, девять лет назад, когда тот заставил его жениться на Лене!

И эта его злость также не могла сравниться с той, что он чувствовал тогда! Ни на долю!

Черт! Сейчас было гораздо… хуже! Да, именно хуже. Чертовски плохо! Так плохо, что хотелось пойти и с кем-нибудь подраться! Или напиться до мертвецкого состояния! Чтобы слова отца, точно острые кинжалы, отравленные истиной, не врезались в его плоть, разъедая и уничтожая его. Всего его. Разбивая вдребезги все его принципы и убеждения. Вновь вынуждая его падать ниц перед обстоятельствами!

Еще раз! Он не мог допустить это еще раз!

И он не мог смириться с тем, что отец… был прав.

Боже, как он был прав! Даже тошно становилось!

Макс провел дрожащей рукой по волосам, глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Хотелось вообще исчезнуть. Просто раствориться в неизвестности, и все! Никаких правил, никаких требований, никакого подчинения обстоятельствам, никакой боли…

Макс распахнул глаза и сделал пару шагов в сторону, застыл, засунув руки в карманы.

Черт, отец заявил, что он причиняет Лене боль! Боль!

Макс стиснул зубы.

Да что он вообще понимает в том, что такое боль?! Какого хрена он в этом смыслит?!

Она ЕГО разъедает каждый день! Каждый гребаный день, когда он сидит в своем кабинете и, как придурок, смотрит на телефон, ожидая часа, когда уже можно будет позвонить жене и узнать, где она! Спросить, как у нее дела. Просто для того, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Чтобы голос ее услышать!

Макс чертыхнулся сквозь стиснутые зубы. А затем втянул в себя воздух и поднял глаза в полуночное небо. Тяжело выдохнул, выпуская изо рта белесый парок. Нахмурился, поджал губы.

Отец был прав! И в этом тоже, черт побери! Прав просто… утопически.