— Ну-с, он укусил ее? — спрашивает она томно.

Я намазываю толстый слой на руки.

— Нет, он этого не сделал, обманом забрал у нее чупа-чупс, но все равно отказался идти к ней.

— Чупа-чупс? — ликуя спрашивает Билли, подняв голову, и неожиданно обижаясь: — Это не справедливо. Почему ты не позволила дать мне ему вкусняшку первой, а это сделала она?

Я внутренне улыбаюсь, и намазываю ноги.

— Она тоже не будет этого делать, Блейк ей уже сказал об этом.

Билли приподнимается, подперев голову рукой.

— И какова была его реакция на чупа-чупс?

— Его глаза чуть не вылезли из орбит, ему очень понравилось.

Она смеется.

— Я надеюсь, что ты сфотографировала его на свой телефон?

— Нет, я слишком нервничала, — я ставлю лосьон на пол между нами и наконец-то ложусь.

— Стыдно, я бы с удовольствием посмотрела на него.

Я закрываю глаза.

— Знаешь что? Я буду с Сорабом сегодня вечером, ты могла бы пройтись по городу с Брайаном.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Я на самом деле соскучилась по этому озорному, маленькому вреду. Я решила, что никогда не буду так далеко уезжать и настолько долго. Устрой себе праздник сегодня.

— Ладно, — говорит она. — Я схожу на одно из этих шоу сегодня, где девушки выстреливают шариками для пинг-понга своими задницами.

Я открываю глаза.

— Ты собираешься смотреть секс шоу?

— Да, Брайан обещал сводить меня.

Я смеюсь и ложусь на спину.

— Ну, ты расскажешь мне об этом завтра за завтраком.

— Хочешь поужинать в баре на крыше на открытой террасе «Moon»? — спрашивает Блейк, когда я возвращаюсь в номер.

— Я знаю, что нам следует туда сходить, и мы обязательно сходим, но только не сегодня. Сегодня вечером мы можем поужинать в номере вместе с Сорабом?

Мы так и поступаем — проводим прекрасный вечер втроем. После ужина вместе купаем Сораба, потом играем с ним, он устает через какое-то время, и мы переносим его в нашу кровать. Наконец, это происходит всякий раз, когда Блейк находится рядом с ним, он ползает по нему, как бы укладываясь, и засыпает на груди отца.

Мы тихо разговариваем до поздней ночи, и ложимся вместе с Сорабом, находящемся между нами. Моя последняя мысль, когда я уже совсем проваливаюсь в сон, я не могу поверить — что мне так повезло.

Виктория Джейн Монтгомери

Медсестра ведет меня к психиатру позднее днем. Дверь открывается, и я вижу мужчину, сидящего за письменным столом. Он кажется очень спокойным, но его глаза за очками, внимательные и умные. Могу сказать сразу: он — человек высоко образованный, обладающий шармом, творческим воображением и юмором.

Он встает, приветствуя меня, словно я не пациент, а гость. Его действие, выглядит такими естественными, что производят на меня впечатление. Видите ли, он хочет видеть меня единой целой личностью, однако он не может помешать мне сойти с ума и развалиться на части — части, которые работают не так, как им положено.

Я уже знаю его имя. Один из санитаров упомянул его, но оно также есть и на его двери. Доктор Дж. МакБрайд. Он протягивает руку, и это меня удивляет. Я вкладываю свою руку в его, а он продолжает смотреть на меня с нарочито бесстрастным взглядом. Так он прячет свой интерес, не желая, чтобы я поняла, что ему очень любопытно узнать о наследнице Монтгомери, попавшей под его опеку.

Я безмятежно улыбаюсь ему.

Кто-то открывает дверь и зовет его. Я не уверена, что это не очередная уловка, посмотреть, что я буду делать, оставшись одна. Стоит ему выйти за дверь, я направляюсь в сторону окна. Пациентам не разрешается выходить на балкон, это пространство совершенно пустое. Курильщики на маленьком зарешеченном балконе делают тайком покуривают. Я поднимаю взгляд на небо.

— Что ты делаешь? — спрашивает он от двери.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Слушаю пение птиц, — лгу я, вспоминая Феникса в тот вечер, когда небо раскололось и из появившейся трещины, наполненной струящимся светом, явился он. Интересно, откуда он пришел, и куда делся.

Доктор расслабляется, беспокойство уходит. Он, наверное, предполагает, что люди способны слушать пение птиц независимо от их внутренних проблем, или разрушенное тоже может быть красивым или безвредным на худой конец.

— Ты больше слушаешь, нежели смотришь, — добавляет он.

— Да, да, именно так. Скворцы были музой Моцарта. «Ein Musikalischer Spass» (Музыкальный Шутка (на немецком языке: Ein musikalischer Spass) К. 522 (Дивертисмент для двух рогов и струнного квартета) является сочинение Вольфганга Амадея Моцарта).

Он довольно улыбается. Сейчас нам двоим совершенно очевидно, что со мной действительно может быть что-то не совсем в порядке, но я определенно не сумасшедшая.