Кроме того маленький мешочек с пряностями.

Оливер открыл мешочек и мягко подул на щепотку перца, так что образовалось облачко, которое окутало фей.

Глинт, Спаркс и Эмбер одновременно чихнули, в этот момент фейерверк из светлых вспышек осветил весь волшебный лес.

— Ну, — сказал Оливер и снова уселся в седло. — Это обозначает только одно, что я...

Но прежде чем он успел договорить, Сокс тоже был вынужден чихнуть. Он встал на дыбы и случайно ударил копытом Глинт, которой пришлось защищаться.

Снова Оливера охватил смертельный страх, в то время как жеребец кинулся в волшебный лес. Наконец, они вломились в чащу, и как раз вовремя Оливер заметил, что они приближались к утесу. И на огромной скорости.

— Тпрууу! — заорал он и натянул поводья.

Два метра до края утеса. Метр.

Полметра. Каким— то чудом Сокс остановился на самом краю.

— Слава Богу, — проговорил Оливер.

Его слова прозвучали слишком рано.

Так как Сокс остановился, а Оливер нет.

Он перелетел через голову лошади, и полетел вниз с утеса прямо в бушующий океан.

Есть только одна страница в книге, на которой я один, где нет никого из других персонажей, на которой только я должен что— то делать или говорить.

Я там я иногда испытываю, свои границы до того как читатель начинает читать.

Например, я пою во все горло.

Или вместо того, чтобы забираться по скале, сижу на земле до последнего момента, пока книга не затаскивает меня в самый последний момент на утес.

Иногда я пытаюсь попасть на край утеса, туда, где можно прыгнуть со скалы, так как кто— то согнул страницу много лет назад.

При случае я забираюсь на самую высокую точку, чтобы заглянуть за край иллюстрации в расплывчатый мир.

Все это не имеет никакого смысла, так как никто не замечает, что я делаю, и почему меня каждый раз затаскивает в водоворот сказки.

До сегодняшнего дня.

Как только я заметил, что Делайла увидела шахматную доску на песке, которая вообще не упоминается в истории, я задумался, могла ли она быть той самой, которая...

Той самой, которая могла замечать вещи, которые не являлись частью истории.

Прежде всего, меня.

По меньшей мере, я не мог позволить упустить это мгновение и не попробовать. Поэтому я нацарапал "Помоги мне" на скале, и она увидела это. Я совершенно уверен, что она видела.

Я цепляюсь за скалу и перестаю дышать, так как боюсь, что она просто перевернет страницу также, как и другие.

Но она этого не делает.

— Как? — спрашивает она, и я медленно поворачиваюсь так, чтобы посмотреть прямо на нее.

Я откашливаюсь и пытаюсь громко говорить. Проходит вечность пока мой голос доносится до читателя, и разговор стоит огромной концентрации для кого— то, кто не приучен к этому.

— Ты можешь... можешь меня слышать? — спрашиваю я.

Она дышит с трудом. — Ты — англичанин?

— Прости?

— У тебя акцент, — говорит он. — Я никогда не слышала акцент во время чтения... — внезапно ее глаза

расширяются. — О святые небеса! Я схожу с ума. Книга не только меняется, она еще и говорит со мной...

— Нет, это я тот, кто разговаривает... — мое сердце неистовствует, и все мысли в голове перемешиваются. Эта девочка, эта Делайла, только что ответила на мой вопрос. Она услышала меня.

Она делает глубокий воздух. — Прекрасно, Делайла, теперь возьми себя в руки. Наверное, у тебя температура. Надо принять пару таблеток парацетамола, и все пройдет... — она хочет закрыть книгу, и я кричу, собрав все свои силы.

— Нет! Не делай этого!

— Ты не понимаешь этого, — говорит она. Ее щеки краснеют, а взгляд становится диким. — Персонажи из книг не реальные, — она ударяет себя по лбу. — Почему я вообще говорю все это вслух?

— Потому что я довольно реальный, — умоляю я. — Такой же реальный как и ты, — я встречаюсь с ней взглядом. — И ты единственная читательница, которая заметила это.

Затем Делайла слегка приоткрывает губы. Я замечаю, что ловлю себя на мыслях об этих губах, какие они мягкие и сладкие и гораздо более достойные для поцелуев, чем у Серафимы.

Она отклоняется назад, так что я могу рассмотреть не только лицо, но и ее темные волосы, розовую рубашку и страх.

— Пожалуйста, — говорю тихо я. — Дай же мне шанс.

Я замечаю, что она не может решить, захлопнуть ли ей книгу или просто слушать. Поэтому я прыгаю с края скалы вниз.

— Как ты это сделал? — пыхтит она затаив дыхание.