Шрифт:
– Флёёёр, что с тобой? – спросило дитя, голосом, в котором послышались панические нотки и готовность вот-вот расплакаться. Флёр отмерла, словно я насылал на неё обливиэйт, и спросила уже совершенно другим нежели раньше тоном:
– ‘Арри, я всё-таки очень тебя прошу, составь мне компанию, – девушка, слишком красивая, что бы войти в диапазон тех, за кем я бы стал ухаживать, молитвенно сложила руки перед собой, но я снова улыбнувшись ей и убедившись, что малышка Габриель не собирается плакать, всё-таки исполнил задуманное:
– Прости, Флёр, но... ты не в моём вкусе, – и, развернувшись на пятках, ушёл прочь.
========== 5. Не смерть страшна — страшно, что всегда она приходит раньше времени ==========
<i><b> Сергей Петрович Бородин </i></b>
Гарри застал Сириуса неожиданно, просто встретил в компании какой-то девушки, весело хихикающей над шутками Бродяги.
Они заметили друг друга, но Гарри только улыбнулся своему другу и пошёл в сторону палатки. Хотя вместе с Сириусом были и другие, не менее привлекательные чем избранница бродяги, девушки, Гарри решил не испытывать удачу и просто вернулся к Ремусу. До начала финала чемпионата мира было ещё два часа, и Поттер, кивнув Лунатику, залез на кровать, прикрыв глаза и давая успокоение нервам.
Лунатик, отложив книгу, спросил:
– Ну, что, как погулял?
– Нормально, Луни. Сделал доброе дело, повидал Сириуса...
– Сириуса?
– Да, он там очередную девушку охмуряет. Похоже, на это мероприятие он пришёл только за этим.
– Да, вполне возможно, – задумчиво сказал Ремус и встал, разминая ноги, – Через час уже надо выходить.
– Всего лишь час, – тихо сказал Поттер, – Мгновенье для тех, кто умеет ждать. Я посижу здесь, наслажусь тишиной и бездельем, – так же задумчиво сказал Сохатый и расслабился на кровати.
Ремус, признав философскую мудрость в словах Гарри, последовал его примеру.
Сириус вернулся через пятьдесят минут, когда Гарри уже думал, что бродяга плюнет на игру и затащит даму в постель.
– Ну, наконец-то, – встал Ремус, – Мы опоздаем, если ты не поторопишься.
– Никуда мы не опоздаем. Лунатик, Сохатый, подъём! Нас ждут великие дела! – сказал Бродяга, улыбнувшись и быстрым шагом пройдя к зеркалу, что бы стереть остатки губной помады, оставленной поцелуями с его новой знакомой.
Гарри поднялся с места и последовал за Лунатиком, у которого были билеты. Сириус нагнал их уже на выходе из палатки, и они всей компанией двинулись в сторону министерской ложи, куда был отдельный вход.
<right>Гарри</right>
Я прошёл по узкому коридору. Волшебник, стоящий у входа попросил у нас билеты, и Луни, повозившись под прищуренным взглядом мага, выдал заветные документы. Проведя над ними палочкой, служитель улыбнулся нам и попросил занимать свои места.
Уже спустя пять минут мы вышли на самый верх – отсюда открывался самый лучший вид на квиддичное поле – ложа была на уровне ворот. Внизу, на нижнем ярусе, расположилась длинная трибуна, на которой было предусмотрено место для комментатора.
Не успели мы осмотреть убранство этого места, как я услышал знакомый и не самый приятный голос:
– Гарри! О, Гарри Поттер, прошу, – министр Фадж был сама любезность. Пришлось подойти. За нами наблюдала, пожалуй, вся министерская ложа, в том числе и гости других министров. Я подошёл к их «высшей» компании. Рядом с Фаджем было ещё два человека. Стоило мне подойти, как Фадж тут же представил нас.
– Позвольте представить вам Гарри Поттера! Гарри, это мои коллеги, министр магии Франции, Людовик Монтескье, – высокий сухощавый человек поднялся и по-французски произнёс:
– Рад нашему знакомству, молодой человек. Наслышан о вашей необычной жизни.
Мне пришлось сделать ответный ход и ответить ему на том же языке:
– Я тоже рад, знакомству, месье, – я вежливо поклонился, как подобает по этикету. Лёд в глазах министра растаял, и он взглянул на меня много теплее, чем в первый раз.
Французы, на мой взгляд, вообще страдают пиететом к своему языку. Считают его самым благозвучным и приятным из всех, и соответственно теплее относятся к тем, кто думает так же. Хоть я и не принадлежу к франкофилам, но впечатление удалось создать положительное. Меж тем Фадж продолжил, представив мне другого человека, массивного, словно медведь. Если бы не добрые глаза, то я с уверенностью сказал, что он выглядит грозно, но ясный и тёплый взгляд карих глаз выдавал в нём человека большого ума и столь же большого сердца. Крепко пожав мне руку, он произнёс на хорошем английском: