Игра огоньков-искорок так меня привлекла, что я совершенно забыл обо всем окружающем – так бывает, когда засматриваешься на мистическую пляску огня. Я почувствовал, что камень все сильнее и сильнее затягивает меня, мне все труднее и труднее отвлекать свое внимание на внешний мир. Так бывает, когда пытаешься заниматься своими делами при включенном телевизоре – экран словно магнит постоянно притягивает взор.

Сколько длилось это состояние, я не знаю, но в один прекрасный момент что-то оторвало меня от камня. Я оглянулся – и не узнал окружающей местности.

Я стоял на краю круглой как блюдце поляны – такое впечатление, что она была сделана искусственно. Поляна заросла густым папоротником, по пояс величиной. Причем, несмотря на уже позднюю осень, папоротник был зеленым, как будто бы было лето. Вообще, на этой поляне осенью даже не пахло. Я не был уверен, что здесь вообще властвует время.

Но самым интересным было другое – по листьям папоротника бегало множество ярких огоньков цвета моего камня. Казалось, что тысячи невидимых рук пускали одновременно тысячи солнечных зайчиков, впрочем, по цвету и яркости сияния не имевших никакого отношения к солнцу. От этих огней поляна казалось залитой светом, как новогодняя елка. Я двинулся сквозь заросли к самому центру поляны, на котором возвышался совсем небольшой холмик, напоминавший могильный. Когда я приблизился, я действительно обнаружил на холмике что-то вроде плоского надгробия из того же, «лунного», камня. Вокруг него росли бледные, приторно пахнущие лилии.

Я подошел вплотную к надгробию и – остолбенел! Там красовалась моя собственная фотография и подпись с именем, дата рождения и… дата смерти: 31.10.09.

Мой рот открылся и никак не хотел закрываться обратно. Мысли путались и я не мог совладать собой.

В этот момент сзади меня раздался тонкий смешок, а в следующий – за локоть меня взяла чья-то рука.

Я обернулся – и увидел, что вся поляна заполнена неизвестно откуда взявшимися посетителями. Некоторые из них стояли, некоторые плясали и бегали среди папоротника, некоторые висели на деревьях – им было мало дела до меня. Выглядели они похожими на девушек и юношей, но серебристого цвета и совершенно без одежды. Тела их были полупрозрачны, эфемерны, почти лишенные признаков пола. Вскоре я заметил, что и лиц у них не было – одна пустота. На головах у них красовались венки из лилий, папоротника, дубовых листьев или рябины.

Заиграла ритмичная музыка из свирелей и бубнов, напоминавшее песню осеннего ветра, и многие и все присутствующие пустились в пляс. Их движения мне напомнили пляску опавшей листвы на ветру – в ней не было ничего человеческого – я имею в виду свойственной человеческому телу пластике. Это было правильное и красивое, но какое-то стихийное и неодушевленное движение. Пение их – ибо через некоторое время они запели – напоминало шелест осенних листьев.

Рядом со мной стояла такая же безликая призрачная девушка. В её руках была ветка с распустившимися на ней белоснежными цветами, от которых исходил медовый яблочный аромат.

От всех фигур и от «моей» девушки веяло арктическим холодом. Я прикоснулся к её руке – она была буквально соткана из необычайно плотного воздуха.

Между тем ритм музыки и танец фигур все ускорялся и ускорялся - до тех пор, пока они не слились в один призрачный круг, а потом порыв ветра подхватил их – и они, опять-таки, как ворох осенних листьев, стали взмывать вверх, улетая куда-то на восток.

Тогда девушка одела на мою голову венок из лилий и прикоснулась ко мне жезлом. Я почувствовал удивительную легкость во всем теле, меня также подхватил ветер – и я понесся на восток. Вдали виднелась Лысая гора, только без каменной короны на вершине.

За все время полета девушка не обмолвилась ни словом, что было неудивительным при отсутствии рта. Я мельком взглянул вниз и увидел бескрайние болота, как широченный крепостной ров отделявшие гору от того места, где ранее находился я. Затем оценил крутизну склонов горы и подумал, что своим ходом до вершины мы добирались бы долго и трудно, и не факт, что добрались бы. В некоторых местах были настоящие трясины, покрытые отвратительной затхлой ряской, а еле видная тропа на горе то и дело обрывалась у отвесных склонов. Откуда-то мне сразу пришло понимание, что тот путь, каким я сейчас попадаю туда – единственно возможный. Поход изначально был обречен на неудачу. А мои друзья погибли бы – либо на болотах, либо при восхождении…

Приземлились мы на площадке «рта» «лысого черепа». В отличие от «доисторического» «черепа» - «рот», «глаза» и «нос» странной горы были завалены осыпавшейся породы. Но для моей проводницы, видимо, это не составляло проблемы. Она прикоснулась своим яблоневым жезлом – и я спокойно прошел вместе с нею прямо через стену.

Моему взору тут же открылась впечатляющая картина. Просторный грот, с потолком, напоминающим верхнее небо черепа – покатое, округлое – был заполнено светящимися существами. Поэтому он и не нуждался в других источниках света. Я посмотрел на себя – и увидел, что ничем от них не отличаюсь. И на мне тоже не было лица. Оставалось загадкой, как же я вижу, но мне на ум сразу же пришла теория о «тонких» чувствах, и вопрос отпал сам собой.

У дальней стены стоял трон из лунного камня, на котором восседала Владычица – также безликая, в серебряной короне имитировавшей цветы и листья лилий, с лунными камнями, в длинном серебристом платье, по которому пробегали яркие искорки.

Я был в шоке. После всех этих откровений про пауков и сети, после ужасного видения с чудовищами и лица со змеиными головами, я ожидал во чреве этой горы чего угодно, только не этого. А сейчас передо мною – идиллическая картинка из кельтского фольклора, что-то вроде «Лебединого озера» в Большом, поставленного специально для важного интуриста.