Буг потянулся, встал боком к Вросту и зашипел с фальшивой сердитостью. Он почти дикий, одного больного возить - уже странное решение. Второго здорового брать вовсе некстати... Но буг подставлял спину вполне определенно. Врост не усомнился, пискнул от восторга, шатаясь, привстал из послушных корней - и повалился вперед, на руки Бэлу. Он весь затек до каменных судорог мышц, так бывает с неполно пролеченными. Ноги мальчишка успел более или менее поупражнять, руки приучил к движению, а вот спину, плечи, поясницу еще не мог признать послушными. Бэл усадил всхлипывающего от боли пацана перед собой, отодвинул клинок за спину, подальше.

Игрун уже скользил через двор, презрительно щурясь и намеренно не замечая запертых ворот и некоторого смятения седоков: куда же он несется, нет пути! Ближнее к стене дерево чуть скрипнуло, расправляя ветви. Зверь взвился в прыжке, спружинил, хрустнув когтями по рваной ране коры, по уступу в камне - и оказался сразу на гребне стены. Оттуда буг столь же уверенно устремился вниз. На сей раз удар смягчили лианы и кусты, сползшиеся на новое место жительства, вероятно, не теперь, а много раньше: вряд ли дикий буг прежде кого-то просил открыть ворота, собираясь погулять в лесу...

– Его вразумила Черна, теперь я точно знаю, - оживился Врост.
– Она много раз ночами прыгала со стены, сама рассказывала. Только Тэре не передавай, это тайна.

– Тайна? Тэра прорицательница, Файен ей родной, - рассмеялся Бэл, снова ощущая пьянящий восторг единения со зверем.

– Файен не доносчик, лес Черну не выдаст никому, - сквозь зубы возразил Врост, принимаясь двигать плечами и шипеть то ли жалобно, то ли благодарно: Бэл разминал спину и помогал быстро, но болезненно восстановить подвижность.
– Ничего себе непокой! Трава легла. Стой, будем здесь ждать ангов. Пожалуйста...

– Я зря растратил время на разговор, - Бэл признал свой недосмотр, вздохнул и резким движением выбросил пацана со спины буга в траву.
– Жди их, все правильно.

– Бэл!

В голосе Вроста звенели слезы. Зато буг решение оценил, заурчал и помчался такими длинными прыжками, что каждый казался началом полета.

– Нельзя! Вернись!

Буг рассмеялся - Бэл впервые услышал такой звук из пасти зверя - отрывистый, звонкий, похожий на клацающий лай. Шкура вздыбилась и легла иначе, прорастая сизыми иглами. Вьюны, соединяющие буга и седока, тоже менялись, скручиваясь плотнее и жестче. Бэл обнял ладонью рукоять клинка, впервые за все годы мечтаний об участи анга ощущая в себе то, что недавно описал мальчишке со слов Черны - неприятие возможности поражения.

Из высшей точки каждого прыжка делалась видна граница боя, пока что далекая. Она слабо светилась опасным тоном изморози. Внутри копился настоящий снег: расслоение достигло критической силы, пласты мира хрустели и стонали. Некто подбирался к Нитлю, пользуясь неурочной зимой.

Буг последним яростным рывком достиг вершины холма, замер, вздохнул иначе, принюхиваясь и успокаиваясь. Потек в тень спуска неторопливым невидимкой, хоронясь в траве, пользуясь заслоном чахлого осеннего краснобыльника. Бэл отчетливо видел силуэт Тэры Арианы, многократно опутанной корнями и слитой с ними воедино. Видел он и нечто, по капле сочащееся из воздуха и постепенно образующее лужицу тумана у ног прорицательницы. Но все это оставалось вне главного, волнующего лес.

Снег за гранью боя начинал щетиниться поземкой, упрямо бьющей в одну сторону и наметающей сугроб. Снег норовил продавить лживые наговоры мертвого Йонгара, знал их ветхость и подтачивал слова, как вода точит камень: упрямо, непрестанно.

"Стоит впустить в мир ложь - и она приведет спутниц", - сказала как-то Тэра и отказалась объяснять слова. Но Бэл, тогда еще Белёк, их накрепко запомнил, счел данным на вырост объяснением сути вины, ошибки и неизбежности воздаяния. Сейчас пришло время и понять, и увидеть воочию. Ложь Йонгара унесла невесть куда учениц Тэры - и теперь норовила подсунуть в мир, на опустевшее местечко, подмену. Проторить кривую тропку в обход законов и мимо самих корней, составляющих Нитль.

Клинок грелся и вздрагивал, полнясь гневом. Бэл оставался спокоен и почти столь же холоден, как снег за гранью. Мгновения текли талой водой, пока что не одолевшей преграды, но усердно выискивающей хоть малую щель в ней. Сугроб прел, кутался в призрачное облачко. Пар клубился все гуще и просторнее. В белесой глубине мнилось скрытое движение, оно нарастало и приближалось к грани миров.

– Чер...
– Бэл выдохнул перенятое у Черны выражение, годное для всех сортов удивления и на редкость короткое, такие воительница особенно ценила.

В кисее пара сперва угадалась, а затем отчетливо нарисовалась женская фигура. Силуэт, походка, поворот головы - все было знакомо до боли. Первая ученица Тэры Арианы возвращалась в родной замок замерзшая до синеватой бледности кожи. Ресницы белели в запорошившем их инее. Зелень глаз замерзла ледяной коркой без внятного цвета.

– Только ты меня и ждал, на одном корешке удержалась, - улыбнулась Милена непривычно заискивающе. Голос звучал вкрадчиво.
– Ты всегда меня ждал. Теперь я понимаю. Мой самый верный друг... я пришла. Добралась. Долгий путь, но ты ждал...