— Их способ речи — колебания электрических потенциалов, — сказал Николай, уловивший дешифровку. — И какой интервал напряжений — от единиц до миллионов вольт!

— У них опасная речь, — с тревогой сказал Жак. — Полинг, поберегись! Эти молодцы могут сразить тебя даже дружеским приветствием. Их ласка не менее грозна, чем их ярость.

Я все старался завести контакт с ропухами: по привычке прибегал к улыбке и дружелюбным жестам, потом возбудил вокруг себя переменные потенциалы. Ропухи сразу оживились, когда запульсировало вызванное мной силовое электрическое поле. Один, скосив набок заднюю голову, пытался ощупать меня руконожками — связка молний вырвалась из них. На какую-то долю секунды я весь был обвит синеватой огненной бахромой. Дешифраторы высчитали, что разность потенциалов в разряде достигла полумиллиона вольт, но разошлись в толковании поступка: мой дешифратор утверждал, что ропух воскликнул: «Добро пожаловать!», а дешифратор Николая информировал, что ропух проискрил: «Проваливайте!». Типичная картина дешифровки: я еще в космических странствиях установил для себя, что ни на один прибор такого рода нельзя твердо положиться, надо узнавать природу общения из того, как она реально совершается.

Ко мне потянулись и другие руконожки. Я сверкал и дымился, весь утыканный щетиной фиолетового пламени, — и сейчас с удовольствием рассматриваю стереографию, запечатлевшую меня в таком состоянии: Мне в тот момент казалось, что попытка погрузить незнакомца в электрическое пламя является местной формой приязни и доброжелательства.

Я легонько тронул своим разрядом ближайшего ропуха. Он был мгновенно сражен. Он оседал, беспомощно уменьшался, валился наземь, как водородный шар, напоровшись на гвоздь. Все в нем сморщивалось, тело превращалось в бесформенный мешок, упругие руконожки обвисали веревками, две головы становились тряпичными масками.

Через минуту на почве лежало нечто бесформенное и плоское — комочек кожи, распяленный на четырех погасших гребнях, беспорядочно завалившиеся острия корон… Ропух был будто высосан одним духом.

Еще удивительней было поведение его товарищей. Они не отшатнулись и не кинулись на помощь, а по-прежнему густо посверкивали и пощелкивали электричеством.

— Это сделал не я, — пробормотал я, оправившись от изумления.

— Это сделал ты, но ты, конечно, не хотел такого результата, — спокойно возразил Артур. — И сейчас я думаю…

— Что за чертовщина, надо их задержать! — раздраженно крикнул Николай, вырываясь в оптическое пространство. — Они удирают, словно ничего не произошло!

Оба ропуха не удирали, а неторопливо отлетали. Выявившийся из невидимости Николай в два прыжка нагнал их, хотел схватить за плечо ближайшего, но промахнулся и ухватил лишь за развевающуюся руконожку. И в тот же миг тяжкое содрогание свело почву. Один из небоскребов, закрывавших небо, стал разваливаться на куски. На нас посыпались искрящие осколки.

— Экран! — скомандовал я, защищаясь ротонным барьером.

Николай еле успел скрыться в невидимости. Потрясенные, мы молча следили за разразившейся катастрофой. Нам уже представлялось, что город уничтожен, так мощны были повторные толчки, так плотно вздымавшееся пламя.

Но когда утихли истребительные силы, вокруг снова виднелся город — выраставшие в отдалении, смыкающиеся над головами здания. Но то был изменившийся город — многие дома лежали в развалинах.

— Это сделал ты, Николай, — хмуро сказал Артур. — И в отличие от нашего капитана, у тебя нет оправдания.

Николай боялся смотреть на нас. Жак заметил, что катастрофа в городе перепугала Иа не так, как гибель ропуха. Вариал, внятно пульсируя, умолял отойти от оболочки ропуха, по-прежнему валявшейся неподалеку. «Тод ухватит! Тод ухватит!» — смятенно твердил Иа.

— Ладари, кажется, не только воины, но и дворники Тода. — Артур показал на суету у одного из разрушенных зданий.

Там копошилось с десяток таких же конусоголовых, какие недавно утащили Иу. Ладари проворно убирали остатки разрушений, двое потащили оболочку ропуха. Нас, скрытых экранирующими полями, они не обнаружили.

— Что дальше? — такой вопрос я поставил перед товарищами. Я не скрывал, что озадачен и огорчен, ибо ощущал на себе неведомую вину за гибель мирного ропуха. — В этой стране следствия несоразмерны причинам. Слово приветствия вызывает гибель, похлопывание по руке обрушивает дома. Если недавно мы бились над загадками статистической логики, то сейчас, похоже, попали в мир, где логика полностью отсутствует. — Я посмотрел на усмехнувшегося Артура. — Кажется, ты не согласен?

Артур сдержанно возразил, что такое наивное рассуждение странно слышать от рассудительного капитана экспедиции, к тому же наделенного способностью к вспышкам фантазии, — он намекал на мою идею, что вариалы — материализованные мысли. Логика у ропухов по первым признакам ближе к аристотелевой, чем у вариалов, так как здешний мир предметней мира вариалов. А если следствия мало соответствуют причинам, то дикарю, нажавшему кнопку и вызвавшему атомный взрыв, тоже вообразится, что огромное следствие — взрыв — не соответствует крохотной причине, легкому нажатию пальца. Мы в этом мире пока подобны дикарям. Надо терпеливо докапываться до смысла всякого явления и — прежде всего, важнее всего — разгадать природу таинственного Тода.