— А почему колокол прозвонил именно сто восемь раз? — спросил Джек, пока они ждали своей очереди, чтобы получить первое благословение в этом году.

Он, христианин, не всегда понимал обычаи буддистов.

Акико не ответила. Она о чем-то задумалась и смотрела перед собой невидящим взглядом. Лицо девочки сегодня казалось бледнее, чем обычно.

— С тобой все в порядке? — спросил Джек.

Акико моргнула, и ее взгляд снова стал осмысленным.

— Да, все хорошо.

Джек внимательно смотрел на нее. Девочка улыбнулась, но в глазах у нее блеснули слезы.

Рядом, поправляя длинные рукава, стоял Ёри — кимоно было слишком велико для его фигурки. Он ответил вместо Акико:

— Буддисты верят, что человек страдает из-за ста восьми страстей или грехов. С каждым звоном колокола один из грехов исчезает, и зло, совершенное в прошлом году, прощается.

Какой любопытный способ, подумал Джек, воспитанный в убеждении, что отпускать грехи может один Господь.

Мальчику показалось, будто колокол еще звучит у него в голове. И тут он заметил, что сэнсэй Ямада тихонько ударил по большой бронзовой чаше. Одновременно старик монотонно постукивал по дощечке и что-то шептал каждому ученику по очереди. Чаша словно пела, звук лился и лился, совершая вечный путь по кругу.

Когда подошла их очередь, Акико тихо сказала:

— Делай, как я.

Джек уже начал думать, не лучше ли остаться в сторонке, но понял: к иноверцам относятся все хуже, а значит, ему сейчас никак нельзя выделяться. Если он покажет, что принимает японские обычаи, к нему будут лучше относиться. А кроме того, как сказал однажды сэнсэй Ямада, религии — нити одной циновки, только они разного цвета.

Джек внимательно следил за Акико. Она подошла к большой чаше с песком, взяла из коробки, стоявшей рядом, палочку благовоний и зажгла ее от свечи. Палочку Акико воткнула в песок, рядом с множеством остальных — чаша уже напоминала огромную подушку, утыканную дымящимися иглами. Акико дважды поклонилась бронзовому Будде, два раза хлопнула в ладоши и поклонилась в последний раз. Сэнсэй Ямада подозвал ее к себе. Девочка опустилась перед ним на колени и с поклоном отдала свою орхидею.

Джек вдруг понял, что у него нет никакого подарка для Будды. Он и придумать ничего не успел, как подошла его очередь. Оставалось только подойти к чаше. В ноздри потек древесный аромат. Мальчик повторил то, что делала Акико, затем встал на колени и неловко поклонился сэнсэю Ямада.

— Простите, учитель, — начал Джек, кланяясь опять в знак извинения, — но у меня нет подарка.

— Не волнуйся. Просто ты еще не знаешь хорошенько наших обычаев, — ответил старый монах, спокойно улыбаясь ему. — Лучший дар — честное, искреннее сердце. Вижу, что его ты и принес к алтарю. В награду я благословляю тебя.

Сэнсэй Ямада начал буддийский напев, который скатывался с его губ и завораживающим теплом лился в уши:

— Как ласковые дожди наполняют ручьи, ручьи впадают в реки, а реки стремятся в океаны…

Голос, мягкий, словно шелк, сплетался со звоном поющей чаши. Веки мальчика отяжелели…

— Пусть и сила твоей доброты так же течет, исцеляя и пробуждая все живое…

В ушах Джека дрожал стук деревянной дощечки, мальчик плыл куда-то, а тело наполнялось легкой вибрацией.

— Тех, кто есть, тех, кто ушел, и тех, кто еще придет [64] .

Джек открыл глаза. Разум успокоился, сердце переполнялось радостью.

Мастер дзэн закончил благословение и поклонился. Джек поблагодарил его, встал и тут, повинуясь внезапному желанию, спросил:

— Учитель, можно задать вам вопрос?

Старый монах кивнул. Припомнив загадку сэнсэя Хосокава о годах, Джек продолжил:

— Мне нужно поскорее овладеть мусин, но я не знаю, как быть, если чем упорнее работаешь, тем медленнее учишься.

— Значит, нужно работать медленнее, — ответил сэнсэй Ямада.

Джек уставился на учителя. Новое противоречие поставило его в тупик.

— Разве это не займет еще больше времени?

Сэнсэй Ямада покачал головой:

— Нетерпение — вот что тебя держит. Как и в любом другом деле: если захочешь сократить дорогу, придешь не совсем туда или вообще заблудишься.

Джек решил, что теперь-то ему все ясно, и сэнсэй Ямада улыбнулся, увидев искорку понимания в глазах ученика.

— Чем больше спешки, тем длиннее путь, юный самурай.

На школьном дворе снега уже не осталось. На вишневых деревьях набухли почки. Приближалась весна. Джек, Акико и остальные ученики направились в Зал бабочек, чтобы там до рассвета праздновать Гандзицу.

На столах стояли чаши одзони и тарелки с горками моти. За некоторыми столами уже сидели и угощались ученики. В центре зала собралась небольшая группа учеников. В кольце зрителей две девочки, смеясь, отбивали деревянными ракетками воланчик из перьев. У одной из девочек все лицо было усеяно большими черными точками.

— Во что они играют? — спросил Джек, усевшись за стол.

— В ханэцуки, — объяснила Акико, разливая дымящийся сэнча. — Если не попадешь по воланчику, тебе тушью нарисуют отметину на лице.