Коннор поднял глаза на пожилого человека с сочным баритоном и седой шевелюрой, застывшего в дверях. Это его новый дворецкий. Разрази гром, как там его имя?! Кажется, Дженкинс или Джонс...

— Дженнингс! Точно...

— Да, сэр. — Дженнингс держал какую-то сложенную записку. — Послание для вас, сэр.

Коннор взял записку, прочел ее и весело ухмыльнулся.

Вольфганг Уорд вернулся в лоно своей семьи в одной смене одежды, полный враждебности, окутавшей его, словно плащом.

Аделаида, Изабелла и Джордж стояли на ступеньках перед дверью дома и наблюдали, как брат вылезает из экипажа Коннора.

Он выглядел ужасно. Гораздо хуже, чем когда она видела его в последний раз. Аделаида не могла этого понять. Каким образом брат ухитрился еще больше высохнуть и выглядеть затравленным? То, что он злится и возмущается, она понять могла. Вольфганг всегда брюзжал, когда не исполнялись его желания. Но нынешние обстоятельства семьи, его новые обстоятельства, казалось, должны были дать ему умиротворение. Он освободился от тюрьмы, долгов и сэра Роберта.

Почему же он выглядел загнанным в клетку?

Аделаида нахмурилась, когда он вылез из экипажа и зашагал к дому, не сказав ни слова человеку с поводьями в руках. Пусть злой и возмущенный, он должен был попросить кучера передать благодарность Коннору, предоставившему ему экипаж. Он, вероятно, не поблагодарил Коннора ни лично, ни запиской.

Добравшись до ступенек, он приветствовал Изабеллу объятием, пощекотал Джорджа и улыбнулся ему. Аделаиду он небрежно поцеловал в щеку и сказал:

— Я поговорю с тобой в гостиной.

Надеясь поскорее покончить с неприятным разговором, явно тяготившим брата, Аделаида последовала за ним в дом. Она внимательно наблюдала, как он обвел взглядом прихожую, затем направился в гостиную, где тут же открыл буфет в поисках бренди. Он никак не отметил словами, насколько обнищала обстановка дома за время его отсутствия. Ни слова не сказал насчет исчезнувшей мебели и украшений.

— Если ты ищешь графин отца, — ровным голосом проговорила Аделаида, раздосадованная его пренебрежением к родному дому, — то он был продан два месяца назад.

Вольфганг тихо выругался и пальцем захлопнул дверцу буфета.

— Не важно. Я выпью какого-нибудь пойла в таверне. Нам нужно обсудить, что делать дальше.

— Что делать?

— Насчет твоей помолвки. — Он заложил руки за спину. — Я обдумал ее и решил, что лучше всего разорвать ее письмом. Нет нужды нарываться на безобразную сцену...

— Разорвать ее? — перебила она его. — Почему я должна это делать?

— Потому что нет причины ее соблюдать. — Вольфганг говорил об этом, как о чем-то абсолютно самоочевидном. — Наши долги оплачены, Аделаида. У нас есть наследство и деньги мистера Брайса.

— Наследство почти все истрачено. И не в том дело. То, что ты предлагаешь, плохо и некрасиво во всех смыслах. Я не стану этого делать.

— Это делается все время. В наши дни леди разрывают помолвки направо и налево...

— Они не забирают при этом деньги, Вольфганг. Помолвка — не такой поступок, который ты делаешь за деньги, а потом уклоняешься от нее.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Ладно. А что ты предлагаешь? Ты не можешь заключить этот брак. Ты внучка графа. Ты не можешь выйти замуж за кого угодно.

— Наш прапрапрадядя по семейной линии был графом. Это ничего не значит, Вольфганг. И я намереваюсь заключить этот брак. Я счастлива сделать это. — Аделаида ущипнула себя за переносицу. Господи, как он уже ее утомил. — У мистера Брайса есть средства и желание позаботиться об этой семье. Твоей семье, — подчеркнула она, опуская руку. — Мы не дожили всего несколько месяцев до дома призрения. Это ничего для тебя не значит?

— Сэр Роберт никогда не позволит такому случиться! — почти прокричал Вольфганг, возбуждаясь, и нервно зашагал перед камином. — Господи, ну и неразбериху ты устроила! Он не допустит, чтобы это легко сошло тебе с рук. Но если ты сейчас же повинишься, он может тебя...

— Сэр Роберт? Ты злишься, потому что я... — Аделаида медленно покачала головой, потрясенная его словами и возмущенная его жестоким пренебрежением к ней. — Как ты можешь защищать его теперь? — спросила она ужасаясь. Синяк на ее лице еще не прошел, а ее брат уже готов о нем забыть и простить. — Как ты можешь защищать его после того, что случилось?

Вольфганг испустил тяжелый вздох.

— Я его не защищаю. Он не должен был поднимать на тебя руку. С его стороны это дурно.

Он говорил, словно повторяя заученное. Словно сэр Роберт не сделал ничего особенного... вроде как стащил из кладовки пряник. А она просто дурочка, раз придает этому такое значение.