Шрифт:
– Я просчитываю будущее, Серафима, – Секторат вгляделся в фигуру напротив, будто надеялся увидеть там что-то новое. – Скоро он сломается, станет манипулированным. Полагаю, дальше не стоит уточнять?
– Да, вполне, – девушка была так же спокойна.
А вот Конрад утратил расслабленность. Серафима могла отказать, несмотря на контракт.
– Конрад, ты ведь понимаешь, что, если я соглашусь, то должна буду отпустить твою душу. Ты готов к этому?
– Мою душу ты уже спасла. Так что да, готов.
Четыре уйта назад она впервые предстала перед ним. Словно видение. В пьяном угаре Конрад не воспринял сначала явление Чтеца Душ всерьез. Как же сам Секторат Лукайи*, которому подвластны восемнадцать государств, и будет принимать помощь у девчонки из забытого рода Болад. Да, этот род лично позаботился, чтобы всяческие упоминания о нем пропали. Но Конрад прожил много уйтов и на память никогда не жаловался. А также он знал, что любой представитель рода Болад сам выбирал душу спасаемого, уж по какому принципу это происходило – не ведал никто, кроме самих Чтецов.
И вот в тот не самый торжественный момент, скорее скорбный – когда Секторат потерял жену и брата, а после в одиночестве заливал горе вином – появилась Серафима. И решительно заявила, что будет спасать душу Сектората. После нескольких оборотов диска, когда Конрад уже отчаялся как следует напиться, и «избавиться от мерзкой нахальной девчонки», он согласился с ее доводами и заключил контракт на пять уйтов.
И все же в первое время мужчина не воспринимал всерьез Чтеца Душ. Конечно, же он знал, что представители подобного аквила могут читать, исправлять, направлять и убивать души, но не до конца верил в это. Слишком велико было его горе, чтобы полагаться информации, которая давно перешла в разряд легенд.
После уйта, проведенного в компании Серафимы, Секторат, незаметно для себя, почувствовал, что снова хочет жить, и есть те, кому он нужен, и кто все еще дорог для него. А также никто не избавлял его от обязанностей следить за порядком на континенте и воспитывать достойного преемника.
А еще Конрад ощутил, что обрел родного двисура в Серафиме.
– Позвольте поговорить с вашей душой, Секторат Конрад, – она всегда применяла эту формулировку, когда просила о подобном.
– Позволяю, – ответил тот, и его тело мгновенно расслабилось, будто он уснул.
По зову Чтеца Душ – Серафимы Болад, душа Сектората материализовалась рядом с его вместилищем. На первый взгляд сложно определить, где она, если бы не укрывающая мантия, подобная той, что всегда укрывала душу девушки. Кареглазый брюнет улыбнулся Серафиме.
– Давно мы так не общались, моя принцесса.
– Не твоя, – улыбнулась девушка и стянула капюшон с головы. – Мне нужно попрощаться с тобой, ты ведь знаешь об этом, – скорее утверждала, чем спрашивала, он с грустью в глазах кивнул. – Каково твое желание?
Она не просто так задавала этот вопрос сущности Конрада. Чтецы редко оставляют своих подопечных до окончания контракта. И его желание должно быть от души, а не от разума.
– Помоги Вирию Герхарду. Я снимаю с тебя обязательства. И будь счастлива, Серафима.
– Желание принято, – черные глаза на миг вспыхнули фиолетовым огнем. – Контракт частично переходит к Вирию Герхарду, и ты ни во что не вмешиваешься, – Чтец сняла перчатку со своей руки, обнажая фарфоровую кожу, и протянула к Секторату.
Секунду подумав, он сжал ее, а потом не удержался и поцеловал.
– Это лишнее, Конрад, ты знаешь, – она аккуратно забрала свою кисть.
– Не прогоняй меня пока, я чувствую, что больше так мы не увидимся. Позволь обнять тебя, – мужчина встал и призывно распахнул объятия.
Девушка приняла приглашение.
Некоторое время они стояли обнявшись. Две души, доверившиеся друг другу. А потом мужчина сделал немыслимое – распустил волосы девушки, и они огненной волной осыпались на спину.
– Давно хотел это сделать, – улыбнулся Секторат. – Возвращай меня.
Серафима прочитала слова возврата, и душа повелителя вернулась в тело. Некоторое время Секторат еще оставался неподвижен. Наверняка, в это время душа делилась впечатлениями. Ведь только Чтец помнит, что душа делает вне тела, а обычный двисур хранит лишь чувства и некоторое послевкусие. Лицо Конрада было беспокойным. Видимо, тяжело расставаться с родственной душой – такой для него стала Серафима. А теперь он не только сына вверил в чужие руки, но и себя оставил без столь привычной поддержки.