— Живу, чтобы служить, зэ доми.

У Тинкер словно ноги подогнулись.

— Ты хочешь оставить меня одну?

— Даже секаша должны спать, — оборвала ее Воробьиха. — Он же с ног валится от усталости.

Тинкер мгновенно почувствовала вину: Пони и в самом деле совершенно измотан. Он, наверное, ни разу толком не поспал с тех пор, как они оставили охотничий домик Ветроволка.

— А все из-за этого идиотизма, — пробормотала она по-английски, а потом приказала по-эльфийски: — Иди. Поспи. — Ей пришлось прикрикнуть на Пони, чтобы он ушел.

Когда в комнате остались одни женщины, Тинкер вернулась к мыслям о том, как выбираться из платья, и поняла, что одной ей не справиться.

— Не поможете мне расстегнуть крючки?

Любопытно, что, испытывая раздражение, эльфы издают те же самые звуки с придыханием, что и люди. Воробьиха швырнула пеньюар на кровать и подошла расстегнуть крючки. Ее бледные изящные руки были холодны как лед и дрожали. То ли она испытала потрясение оттого, что ее прежде считали ключевой фигурой, то ли злилась, что Тинкер и здесь заняла ее место? Ну, если ей хотелось занять его снова, она могла получить его обратно. Пожалуйста!

Тинкер осторожно высвободилась из платья, и Воробьиха понесла его в просторную, но совершенно пустую гардеробную. Пеньюар из белого шелка, хотя и не был таким тесным, как парадное платье, все же совпадал с ним по покрою: длинные рукава, узкий лиф, широкая, ниспадающая до полу юбка. Когда она натягивала его через голову, ее словно обдало массой холодного воздуха, и прохлада заструилась по телу. В этом платье она чувствовала себя голой. Взглянув в зеркало, Тинкер наморщила носик: тесно прилегающая ткань не оставила места воображению; казалось, она с головы до ног облита сливками.

— Ничего другого у вас нет?

— Для отдыха ничего, — ответила Воробьиха, вернувшись с парой изящных белых тапочек, под цвет пеньюара.

— А где сапожки, которые вы показывали мне на корабле? — Тинкер скинула бронзовые туфельки и передала их Воробьихе.

— В сапогах во дворце ходить не положено.

— Но где они?

Воробьиха посмотрела на нее как на равную, стараясь скрыть все, что чувствует, но тем не менее буквально излучая неприязнь. Может, эльфы — тайные психопаты? После минуты ледяного молчания, Воробьиха ответила:

— Они в гардеробной вместе с другой обувью.

Один-ноль в пользу команды гостей.

— На этом все? — спросила Воробьиха.

— Да, — ответила Тинкер, мечтая избавиться от всех эльфов, а особенно от психически неуравновешенной Воробьихи.

Воробьиха кивнула, Солнечное Копье отвесила глубокий поклон, и наконец Тинкер осталась одна.

Она отправилась в гардеробную. Помимо платьев, которые подгоняли под нее на госсамере, там висело несколько других, очень вычурных нарядов — свидетельство того, что Ветроволк задействовал целую армию белошвеек. Лучше бы он вначале посмотрел на все с точки зрения здравого смысла: Тинкер с ходу возненавидела все эти наряды.

Если честно, все платья выглядели восхитительно и виноваты были лишь в том, что носить их полагалось ей. У каждого платья стояла пара подходящих к нему туфелек. Тинкер обнаружила и две пары сапог, одну из замши, а другую — из лакированной кожи, с подметками из твердой кожи и каблучками из древесины железного дерева. И хотя эти сапожки не были такими же тяжелыми, как рабочие ботинки, они радовали ее сердце больше любых туфелек или тапочек.

Еще она обнаружила чудесный шелковый плащик, который оказался ей впору. По темно-голубому, почти синему фону плыли белые перистые облака, средь которых ненавязчиво бегали серые волки.

Надев сапожки и плащ, Тинкер почувствовала, что готова завоевать мир. Стараясь избегать кровати и связанных с нею ассоциаций, она обошла спальню по кругу: помещение показалось ей до нелепости стерильным, вроде комнат в общежитиях обсерватории, которые отмывали после отъезда одного ученого и перед приездом следующего. Только здесь было больше места и дверей. Она пошла по часовой стрелке от гардеробной: современный туалет с импортной туалетной бумагой, традиционная ванная, выложенная плиткой в цветах клана Ветра, французские двери, ведущие на балкон.

С тех пор как госсамер прибыл в Аум Ренау, сумерки успели смениться глубокой ночью. Созвездие Первого Волка поднималось над горизонтом, сияя самой яркой звездой на мохнатом плече. В воздухе пахло розами, соснами, древесным дымом. Внизу обнаружился дворик, почти затерянный в море темноты. Эльфийские светлячки маячили в воздухе, как надпись ВЫХОД над открытой арочной дверью. Тинкер оглянулась назад — на большую кровать, на дверь, за которой стояла Солнечное Копье, охраняя ее, потому что она — доми Ветроволка, и дальше — на большой зал, заполненный эльфами, уверовавшими в то, что будущее вращается вокруг нее, Тинкер, главной, ключевой фигуры.