Я побежала вокруг здания на звук женского крика и плача, и припустила во весь дух, когда увидела, что Сяо Жэ бьется в руках своего мужа.

— Жэ! — крикнула я. — Что случилось!

Она посмотрела на меня вытаращенными глазами, страшно вскрикнула и упала в обморок. Тут я вспомнила, что выгляжу как Пенгфей.

Тогда я наклонилась к Шао:

— Друг, это я, Люсиль Робинсон! Что случилось?

Бедняга Шао был полумертвый от ужаса, но сумел ответить:

— Чень Лун крал Лай.

— Как?

— Лай лежит коляска. Жэ сидит напротив, смотрит представление. Начинался эвакуация, она ходила выход для акробатов. Чень Лун сбивал ее на пол, уносил Лая.

— Куда он пошел?

Шао показал в сторону причала. Я сжала его руку.

— Я иду за ним, Шао.

Очень хотелось пообещать ему, что я верну ему ребенка. Но мы оба знали, что не в таком мире живем. Я пустилась в погоню за Луном.

— Коул, ты тоже его ищи, — сказала я. — Не лезь в драку, просто высматривай его.

— Уже смотрю, — ответил он.

— Я внутри того фургона, ищу, чем его пометить. Но скоро буду с вами.

— Горчицей попробуй, — предложила я.

— Ага.

— Вряд ли будет трудно его найти, — сказала я. — Много ли каждый день попадается китайцев в золотых мантиях, толкающих детские коляски?

— Ни одного, — согласился Коул. — Но тут на парковку, где я стою, начинают уже выходить люди, мне видна вся тропа за ними, и штука в том, что сейчас я тоже ни одного не вижу.

Что за черт? Он же должен быть заметнее Сайта-Клауса на нудистском пляже!

— Может, он умеет сливаться с фоном, как хамелеон? — предположил Вайль.

Из наушников донесся сдавленный и дрожащий голос Бергмана:

— Послушайте, мы когда надевали броню на некоторых животных, они приобретали возможность сливаться с фоном. А это были млекопитающие, и даже не меняющие цвет зимой или летом. Возможно, он сбросил свою одежду, и броня сама стала его маскировкой.

Блин!

В глубине души мне захотелось сесть на грязную дорожку среди фантиков от конфет, соломинок от газировок, зерен попкорна и выплюнутой жвачки — и гори оно все синим пламенем. Ты уже думаешь, что почти победила этого. Убила Повелительницу Зла, спасла невинных, отменила мировую войну. И тут какой-то псих, мылящийся в драконы, хватает второго из самых обожаемых младенцев на земле, и при этом он может быть невидимым. Hу и как мне это понимать?

Но я шла и шла, я рассматривала лица, я держалась тропы — и тогда услышала. Не так чтобы ясно, но и не очень далеко.

Но я не могла бежать — за мной бы ринулась в панике толпа. Зато я пошла очень быстрым спортивным шагом, прошла по тропе почти до самого причала и снова прислушалась. Сквозь хаос испуганных голосов, плача детей, суровых указаний полицейских слышалось рыдание младенца.

— Ребята, — сказала я. — Я достаточно времени провела с И-Джей и знаю, что этот ребенок не голоден, не промок, не устал. Это орет перепуганный младенец, который хочет к маме.

— Я иду, — ответил мне Вайль, — но ты меня не жди.

— Коул?

— Я тебя вижу.

— Отлично, не теряй меня из виду. И будь готов ко всему.

Я определила направление на источник звука. Через тридцать секунд я уже увидела Лая — он выл так, что пухлые щечки стали краснее свеклы.

Коляску толкала некая личность с лицом Луна — да, так и есть. Он просто сбросил одежду, а броня превратилась в простой черный костюм, у которого рукава прикрывали руки. И даже ботинки и шляпа подходили по цвету и стилю. Бергману есть чем гордиться, подумала я мрачно.

Напомнив себе, что вести я себя должна в точности как Пенгфей, я решительным шагом подошла к Луну и выхватила у него коляску. Держать дистанцию транслятора, когда со всех сторон напирали люди, было трудно, но у меня получилось.

— Ты спятил? — заверещала я, вовремя вспомнив, что нужно развернуть веер перед лицом.

Лун дернул коляску обратно.

— Самос нас предал, а я тебя предупреждал! Нельзя было доверять наш великий план тому, для кого Китай не превыше всего! И теперь мы будем делать так, как я с самого начала хотел! Этот мальчик положит начало армии солдат, с самого детства обученных нашему образу мыслей. В Китае мальчиков в пять раз больше чем девочек, у нас будет неограниченный выбор. И теперь, когда у нас есть броня, эта армия станет непобедимой на любом поле битвы!

Даже в этот ужасный момент, когда было ясно, что стоит мне чуть не так повернуть голову — и псих убьет ребенка, я никак не могла понять: как Луну удается скрывать свое безумие? Казалось бы, что-то должно выпирать прямо у него из головы — может быть, огромный покрытый гноем кулак, зажавший двадцатифутовое древко плаката с предупреждением всем — что этот тип умеет долго-долго симулировать нормальность.

Слова полились из меня таким потоком, будто я каналировала Пенгфей. Приятная мысль, надо сказать, потому что ей это было бы противно каждую секунду.