– Остановись, если жить хочешь, - едва ступив на подножку, услышал за спиной приглушенный голос, и острый предмет уперся в бок.
– Без поспешности, не вызывая подозрений, сесть в карету напротив.

Медленно оборачиваясь, Войнаровський увидел более десятка случайных людей, которые, судя по одежде, отнюдь не походили на извозчиков и прислугу гостей графини Кенигсмарк. «Шестнадцать, - насчитал.
– Самому не справиться».

– Это разбой. Мы в свободном городе. По какому праву меня арестовали и кто вы?
– переспросил, садясь в карету с зашторенными окнами.

– Право, сила и воля у русского императора, - услышал в ответ.
– Но если без спротивления - будешь иметь право на жизнь.

Карета долго громыхала гамбургской мостовой и тряслась, будто в лихорадке, пока не остановилась посреди тесного подворья. По своим очертаниям здание напоминало Войнаровскому русское посольство, мимо которого ему приходилось нередко проезжать. Его повели длинными бесконечными коридорами, и наконец Войнаровский оказался в небольшой сырой комнате с прокисшим до тошноты запахом плесени. Громко лязгнула металлическая задвижка, лязгнула хищно и злорадно, будто волчьи зубы перед близкой и беспомощной жертвой.

И потянулись длинные дни и ночи заключения, перелистывания страниц прожитого и пережитого, разгадывания хитросплетений грядущего. Воспитание при гетманском дворе родного дяди Ивана Мазепы и возможность наблюдать за обычаями многочисленных гостей изо всех европейских королевских дворов, штудирование наук (опять же за гетманский счет) в немецких университетах, твердая и неусыпная поддержка Мазепой природных задатков Войнаровского, помогали ему в стремительной карьере. Гетман верил племяннику и относился к нему, не имея собственных детей, как к родному сыну, и таки, вероятно, готовился когда-то именно ему передать гетманскую булаву. Войнаровскому Иван Мазепа первому среди старшин доверился, открыв намерение поддержать шведского короля против захватчика-московита.

– Будет иметь волю Украина или ныне, или никогда, - положив руку на плечо племяннику, говорил в тот вечер Иван Мазепа, говорил тихо, не столько из-за боязни чужих ушей, сколько остерегаясь показаться высокопарным.
– Один Бог знает, во что нам обойдется это победоносное дело против варварства, но я иду до конца. Верю, что и ты не отступишься.

Андрей Войнаровский не отступился. Не одна бессонная ночь перед полтавским столкновением, не выдерживали кони, и он менял их одного за другим - именно Войнаровскому гетман поручил контролировать перемещение русских войск вдоль украинских границ. Английский посол в Москве Чарльз Витворт в это время пишет в Лондон обстоятельный доклад: «Здесь все считают, что главным помощником и советником гетмана является фактически его племянник Войнаровский, человек молодого возраста, весьма просвещенный и способный».

Вихрь боя под Веприком, смертельная вьюга под Гадячем... В самой гуще, где искры сыпались с сабель, где не водой, а кровью оросилось поле, где смертельная жатва устелила телами, будто снопами, обширные поля, в самой гуще-сече был Войнаровский.

– Вы - рыцарь в европейском смысле этого слова, вы - рыцарь своей козацкой нации, - скажет публично Карл ХІІ в присутствии всей старшины - шведской и украинской. В самые трагические моменты Андрей Войнаровский выполняет роль связного между штабами шведского короля и украинского гетмана.

Фатальное невезение под Полтавой, горькая полынь катастрофы и отступление с гетманом... И скорбный миг, когда именно он, Андрей Войнаровский, провел ладонью, закрывая глаза Ивану Мазепе, когда гетман отходил в вечность.

Отнюдь не все безоблачно складывалось у Андрея Войнаровского с новым гетманом Филиппом Орликом. Значительная часть казацкой старшины таки хотела его, Андрея, призвать к гетманской булаве, и Карл ХІІ придерживался той же мысли, но сам Войнаровский наотрез отказывался. Однако ему, как племяннику Мазепы, досталась в наследство львиная доля сокровищ и имущества покойного гетмана.

Филипп Орлик несколько по-иному смотрел на унаследованное. Оставленное Иваном Мазепой добро он считал публичными фондами, и оно должно было принадлежать всему козачеству. Орлик не стал опротестовывать решение специально созданной комиссии, удерживал все эмиграционные дела большей частью за собственный счет, нередко оставляя жену с дочерями в большой нужде. Мужчина истинно гетманской высоты и безупречной чести, он не затеял с племянником покойника денежной распри, а сосредоточился на более важных делах. Лишь в письме к Карлу ХІІ от 13 ноября 1719 года искренне сознался: «Я молчал, хотя все мое существо воина восставало против этого молчания». Такая позиция нового гетмана не расколола эмиграции, и Андрей Войнаровский вместе с другими принимает деятельное участие в написании первой украинской Конституции. И не только...

...В каменной клетке, сырой и битой плесенью, Андрей на третий день стал кашлять. Этот кашель начинался мелкими уколами. Будто иглой, он пронизывал грудь изнутри и постепенно доходил до хрипа. Легкие играли старой истрепанной гармошкой, в конце концов раздувались и вот-вот могли лопнуть от неимоверно-мучительной натуги. Несколько часов кряду Войнаровского водили на допрос, и следователь льстиво все интересовался, что он делает здесь, в Гамбурге.

– Я - полковник украинского войска. И полковник шведской армии Его Величества Карла ХІІ. Вы не имели права меня арестовывать, - на каждый вопрос монотонно отвечал Войнаровский.