И вечером, в начале марта, он решился снова зайти в домашний филиал психбольницы.

– Хм… Как вам телефон? – кое-как заговорил он, с трудом обращаясь на «вы» к девочке-подростку.

– Хорошо, – Вренна пожала плечами – лицо в сумрачной комнате освещено только мерцанием экрана. – Спасибо.

Алексей зашел, прикрыл дверь. Включил свет. Несколько раз открывал и закрывал рот, но так и не находил, что сказать. Вренна наконец удостоила его внимания, оторвав взгляд от телефона. Несколько секунд рассматривала непрошенного гостя.

– Вы правда верите моей матери? – серьезно спросила она, по-другому усаживаясь на кровати. – То есть… неужели в такое в самом деле можно поверить?

– А зачем ей вас обманывать?

– Ну… может, я льщу себе, – она отложила телефон, – но мне показалось, она просто хочет стать мне «мамой» – вернуть упущенное время, так сказать. Вот и выдумала эту сказку, чтобы забрать меня из Гвоздя.

Алексей вздрогнул, как от холода – она словно читала его мысли.

– Алита и правда очень беспокоится о ваших взаимоотношениях, но…

Он замялся – и слишком надолго.

– А вас она обманывает, чтобы вы меньше волновались о ее прошлом. И не боялись расправы.

– Не надо, я верю ей…

– То, что она говорит, невозможно, – холодно продолжала Вренна. – Даже если правда или ложь не изменит вашу жизнь – некрасиво с ее стороны вам лгать, а?

– Мир изменчив – мы не знаем, что возможно, а что нет, – не очень уверенно откликнулся Алексей.

– Послушайте… всем будет лучше, если вы отвезете меня домой, в Замок, – она выразительно заглянула ему в глаза.

– Нет, – мотнул головой Алексей, думая об Алите. – Всем будет лучше, если вы хотя бы попытаетесь ужиться в этом мире.

– Я не приспособлена к местной жизни.

– Вы совсем молоды – вы приспособитесь, вы можете стать, какой захотите.

Она повела головой.

– Какой захочу? Есть вещи, которых не изменить. Я убийца, – она выставила руки перед собой ладонями вверх и уставилась на них, собираясь продолжить.

– Если вы говорите об этом… так говорите… значит, – он всплеснул руками и сорвался: – Слушай, ну твоя мать такая же! Тоже Вентедель, тоже убийца. И нормально живет в этом мире. Твое прошлое ничего не значит. Это был не твой выбор, не твое решение, и, значит, не твоя вина! И то, что ты переживаешь об этом, делает тебя лучше миллионов людей, которым с малолетства вдалбливали в головы понятия морали – и всё без толку!

Глаза Вренны медленно расширились, она фыркнула и отвернулась.

Он потер пальцами лоб. Эта тирада опустошила его, он чувствовал себя нелепо, но нужно было продолжать.

– И… Ну подумайте… с какой стати вы обязаны подчиняться каким-то древним безумным порядкам? Вы…

Вренна тихо засмеялась. Тихо, вкрадчиво и жутко.

– Еще неизвестно, чьи порядки безумней. Ну а что до меня… вы не знаете, на что я способна, – она долго смотрела мимо него, но уточнять не стала. – Переживаю? – подытожила она. – Я переживаю лишь о том, что не вписываюсь в ваш мир. А мать не пускает меня вернуться в мой.

Миссия была близка к провалу.

– Что ж… – он скрестил руки на груди. – Не хочу вас разочаровывать, но прямо сейчас вы прекрасно вписываетесь в образ среднестатистического, обыкновенного подростка: ни с кем не общаетесь и целыми днями сидите в телефоне.

Вренна едва заметно сжалась, опустила глаза и замерла, страстно желая остаться в одиночестве.

– Может быть, вы…

Вренна задрожала.

– Ну пожалуйста, уйдите, хватит! Не лезьте мне в душу, вы меня не знаете! – она закрыла лицо рукой. – Отпустите меня! Я хочу домой, я просто хочу, чтобы всё было как раньше!

– Прости, я не хотел тебя задеть…

– Задеть? – она опустила ладонь. – Да кого вы во мне видите? Вы не понимаете… Убирайтесь!

II

Глаза постепенно привыкали к темноте, и вот уже стали заметны контуры гардероба и пары пуфиков, казавшихся в полумраке спящими зверьми. Гладкий, как лед, ламинат приятно холодил босые ступни, и они бесшумно шагали по нему вглубь коридора. Будто чужие, длинные белые пальцы легли на дверную ручку, чей металлический мороз на секунду сковал ладонь, и, надавив, повернули ее.

На деревянной тумбочке в дальнем углу комнаты мягко переливался ночник в форме соловья. Его бледно-золотые лучи бежали по комнате, вороша пушистый багряный ковер и лаская теплую поверхность мебели.

Вренна моргнула и чуть вздрогнула, заметив позади светильника, там, куда не падало его солнечное сияние, бледное лицо. К тумбочке протянулась серая ручка и выключила соловья. По детской разлился густой мрак, и Вренна поняла, что придется подождать, прежде чем глаза снова адаптируются.

– Ну что? Мы можем начинать? – прозвучало в недрах темноты.