— Пришибу! Думаешь, как князь, так те честь новгородска ни во что? Бей своих дружинников!

Рядом с Кулоткой выросли еще несколько бородатых воев с рогатинами.

— Полегче, — раздался сиплый голос одного из них.

Мстислав, опомнившись и зная, что с новгородцами шутки плохи, процедил свирепо:

— Одна кость! — Вскочил на коня и ускакал.

Оставшиеся молчали. У них уже отлегло от сердца, и они теперь чувствовали неловкость, что были так непочтительны к своему начальнику: чуть, грешным делом, не намяли ему бока.

— Строгонек! — снисходительно сказал наконец невысокий большелобый кузнец Есип, глядя в сторону исчезнувшего князя и виновато почесывая затылок.

— Службу любит, сильный сокол, — произнес тот же сиплый голос, что еще недавно предупреждал князя с угрозой: «Полегче».

«Сильным соколом» называли Мстислава заглазно, гордясь его смелостью.

Кулотка, вдруг снова рассвирепев, набросился на Панфилку:

— Ты чо, хухря, воевать пошел аль пузо чесать?

Он в сердцах огрел Панфилку кулаком по шее, плюнул и отправился досыпать.

На третий день пути добыли вести: из города Киремпе, в верховьях рек Остры и Супоя, вышел две дневки назад обоз меченосцев. Мстислав наградил гонца и тотчас собрал сотских:

— Объявите охочим людям: кто со мной пойдет обоз перехватить?

Пожилой сотский Агафон заикнулся было:

— Негоже те, князь, самому ввязываться, чай, помоложе есть…

Мстислав гневно сверкнул глазами:

— То мне судить! Охотников пришлите к вечеру. Пусть головы окрутят убрусами, чтоб отличать своих в ночи.

Оставшись один, он продолжал обдумывать план ночного налета. Эту пусть маленькую, но дерзкую победу надо одержать во что бы то ни стало, тогда уверятся новгородцы в силе своей, взыграет в них боевой дух.

…Кто знает, что померещилось рыцарям, когда ночью обрушились на них со свистом и гиком дьяволы в белых арабских чалмах.

Успех превзошел самые смелые ожидания новгородцев. Одних только коней они захватили семьсот, перебили немало врагов, а в обозе у них обнаружили оковы, которые те везли для будущих пленных. Кулотка, потрясая связками оков, кричал восторженно:

— Рыли яму, да сами ввалились!

Ободренные первым успехом, новгородцы двинулись дальше, к реке Эмбах, где меж озер Чудским и Барца шли бои эстов с рыцарями за крепость Отепя.

Тимофей оказался в одном десятке с Кулоткой и очень был этому рад. Они вместе участвовали в ночном налете на обоз, достали себе доспехи, коней. На Кулотке была сейчас кольчуга, в руках — топор, у бедра — меч: не успел положить свое снаряжение в обоз. И топор и меч Кулотки казались игрушечными, не по росту его, Тимофей нет-нет да и поглядывал на своего нового друга, невольно улыбаясь.

— Ну чего смеешься, тараканий богатырь? — делая вид, что сердится, спросил наконец Кулотка и ладонью слегка ударил по верхушке Тимофеева шлема.

Тимофей зашатался в седле.

Лаврентий тоже был среди ополченцев (Незда послал его, заботясь о своем имени), ехал, уныло свесив голову.

Покачиваясь в седле, Кулотка развлекал воев:

— Ночь-то темна, кобыла черна, еду-еду да пощупываю — тут ли она, везет ли меня?

Вои хохочут:

— Не поперхнется!

— Как бродом идет…

— Верно сказываю, — сохраняя серьезность, продолжает Кулотка. — А то, робятки, еще вспомнил: стою я ономедни возле башни Детинца, ан женка Марфутка на возу едет, разогналась — хочет башню сбить. Я гляжу: куда башня полетит?

Новый взрыв хохота встречает и эту шутку.

— Ври, браток, да откусывай! — задорно прокричал Кулотке юнец с лицом, обросшим первым пушком. — Тебя послухать: на вербе груша!

Кулотка повел бровью в его сторону:

— Тож мне — браток! Ближняя родня — на одном солнышке онучи сушили! — И с серьезным видом, словно только что вспомнил наконец, где видел юнца, добавил: — Да это ты через забор козу пряниками кормил: думал, что девка?

…К Отепя, где на высоком холме с крутыми склонами засели рыцари, подошли в сумерках и обложили крепость со всех сторон полками.

Потекли ратные дни осады.

Одна сотня строила башни из бревен, другая неутомимо вела подкопы. Осажденные перехватывали подкопы встречными рвами.

На четвертый день осады рыцари прислали новгородцам записку на стреле: «Вам ли, свиньям, победить медведя? Пьет он воду из Двины, скоро напьется из Волхова».

Мстислав, прочитав это послание, заскрежетал зубами.