– Уходи, всем святым прошу, - заныл капрал-референт.
– Меня погубишь, мать погубишь... Я тут подженился еще, квартирку хорошую заняли, раньше там господин управляющий парком жили... Уходи, а работу я тебе найду, хорошую работу, может, даже телохранителем устрою...

– Пожалуй, я и закурю, - герцог достал из кармана халата обрывок газеты и кисет.

– Только не это!
– шепотом завопил капрал.
– Господин вице-премьер сами не курят и другим не велят, и чтобы в их присутствии... Отцы-драконы! Да у тебя и газетка старорежимная, за ее хранение теперь знаешь что полагается?

– Успокойся, брат-храбрец, - сказал герцог.
– Представь, что лежим мы с тобой в окопчике, над нами крысоедовские бомбовозы второй заход делают и сразу успокоишься...

– Да? И, между прочим, крысоедами ругаться теперь тоже запрещено. Крысоеды нынче эти... ну... братский народ Каргона, вот!

– Слушай меня внимательно, дурак, - сказал герцог, но курительные принадлежности все-таки спрятал.
– Слушай внимательно. У меня для господина вице-премьера донесение, да такое, что ежели я его не доставлю, не сносить мне головы. И тебе не сносить головы, ежели ты меня до него не допустишь. А если доложишь, то может нам обоим выйти награда и крупное повышение... Вот и соображай.

– Все равно без доклада нельзя, - заныл капрал-референт.
– А как я про тебя доложу? Санитаришка пришел, весь в дерьме?

– Скажешь - пришел человек, принес известие от Вольдемара. Запомнил? От Вольдемара, мол, срочное сообщение.

– От Вольдемара...
– капрал помотал головой.
– Что это за слово такое - вольдемара? Наркота какая-нибудь новая?

– Не твоего ума дело, - сказал полковник Гигон.
– Двигай быстрее. А то закурю!
– угрожающе добавил он.

Референт скрылся за металлической дверью. Старший мажордом вступил в свою должность сравнительно недавно, по рекомендации предшественника, не имевшего наследников по мужской линии. Видеть молодого герцога Алайского он мог только на портретах, поскольку молодой герцог в то время уже вовсю отрабатывал свою легенду в качестве курсанта школы Бойцовых Котов. А вот Гага он, конечно, запомнил...

– Господин Андрей!
– герцог рванулся навстречу вышедшему, даже стул уронил.
– Господин Андрей, большая беда!
– как бы от волнения он заговорил по-русски.

Вице-премьер в полувоенной форме, высокий, светловолосый и очень похожий на отца, глядел на него с нескрываемым удивлением. Потом все понял, и, схватив за рукав халата, ввел герцога в кабинет.

– Ты с ума сошел, Бойцовый Кот!
– сказал он.
– Нет, все-таки отец зря с тобой нянчился. Ты что, не знаешь, что должен помалкивать?

– Вовсе я не должен помалкивать, господин Андрей, - с достоинством парировал герцог.
– Подписки я вам никакой, между прочим, не давал. И господин Корней говорил, когда меня... э-э... провожал: болтай, мол, чего хочешь, мало ли в войну людей спятило?

– С вами спятишь, - сказал Андрей Яшмаа, сел за свой роскошный стол и обхватил голову руками.
– Что у тебя за беда? Нынче у всех беда.

– Господин Андрей, - герцог говорил быстро, захлебываясь - так всегда выглядит убедительнее, - докладываю: вчера с Архипелага прилетел гидроплан. Синекожие восстали, порезали персонал метеостанции. Вот на гидроплане раненых и привезли. А среди них - господин Вольдемар, весь такой, я извиняюсь, черненький... Да что я, господина Вольдемара не помню, как он меня в спортзале швырял? Наши говорят, он туземцев удержать пытался, вот они его и... того. Он очень плох был, повезли мы его в госпиталь, а там не принимают, говорят, почернел уже весь, велели сжечь, не распространять... Ну, чуть не сгребли нас с ним заодно, только я ведь по себе знаю, что ваша медицина мертвого подымет... Я его завез в одно тайное место, он там чуть в себя пришел, узнал меня и велел мне прямо к вам... Какая-то информация у него - вопрос жизни и смерти, говорит.

– Ничего не понимаю, - сказал вице-премьер.
– У него же аварийный передатчик вмонтирован в...

– Может, чего и вмонтировано было, - сказал полковник Гигон, - а только били его так... На совесть били, руки, ноги - как студень. На обезболивающем его держу, да какое у нас обезболивающее... Сука ты штатская!
– завопил он вдруг, имитируя солдатскую истерику.
– Друг у тебя подыхает, а ты в кабинетике! Или, может, у вас черных за людей не считают, как у нас синежопых? Так и скажи, я пойду и дострелю его, я уже смотреть не могу, как он там, на соломе вонючей...

– Успокойтесь, - ледяным голосом сказал Андрей Яшмаа.
– Сейчас поедем.

Он подошел к стене, сдвинул в сторону картину, изображающую маршала Нагон-Гига в момент распределения трофеев между личным составом. За картиной обнаружился сейф. Яшмаа-младший достал из сейфа большой черный саквояж, потом пистолет нездешней работы, повертел оружие в руках и положил обратно в сейф.

– Только ребят с собой посмелее возьмите, которые заразы не боятся, посоветовал герцог.

Ребят господин бывший старший мажордом взял всего троих, должно быть, и вправду самых смелых. Конечно, если бы речь пошла о простом алайском чиновнике, тот бы для важности роту охраны прихватил, а мы, господа прогрессоры, стало быть, скромно, по-простому... Тем лучше.

От места в просторном правительственном "урагане" герцог наотрез отказался:

– Я вперед поеду, буду показывать дорогу, а то там сейчас везде перегорожено.

Он знал, что треск мотоцикла предупредит всю группу еще квартала за четыре.

Назад поехали с ветерком. Патрули испуганно жались к стенке, полицейские отдавали честь, грабители, побросав узлы, укрывались в переулках.

Во дворе особняка все было тихо, только у стены сидел легкораненый и пытался из обломков мрамора составить погибший шедевр. Сидел легкораненый на ручном пулемете, но об этом знал только герцог.