В 1927-м свершилось событие, которого Дойл добивался много лет: Оскар Слейтер вышел на свободу. Как мы уже знаем, между ними тотчас завязалась некрасивая тяжба из-за денег. Было бы неправильно утверждать, что погибла еще одна потенциальная дружба, – Слейтер никогда не был Дойлу симпатичен (именно это обстоятельство делает его борьбу подвигом); и все же нам кажется, что, случись этот конфликт десятью годами раньше, доктор не стал бы его так раздувать. Но проповедники – народ суровый. Доктор знал это, еще когда писал «Михея Кларка».

За два последних года Дойл написал все остальные холмсовские рассказы, составившие сборник «Архив Шерлока Холмса»: «Происшествие на вилле „Три конька“» («The Adventure of the Three Gables»), «Побелевший воин» («The Adventure of the Blanched Soldier») – именно из этого рассказа читатели с изумлением узнали, что Уотсон вторично женился, «Львиная грива» («The Adventure of the Lion's Mane»), «Москательщик на покое» («The Adventure of the Retired Colourman»), «Дело необычной квартирантки» («The Adventure of the Veiled Lodger») и «Загадка поместья Шоскомб» («The Adventure of Shoscombe Old Place»). Ничто в этих рассказах не указывает на то, что автор считал их последними. Когда Дой-ла уже после выхода сборника (он был издан Мюрреем в июне 1927 года) спрашивали, будет ли он еще писать о Шерлоке Холмсе, он отвечал, что ему некогда и что пропагандистская работа отнимает у него слишком много сил. Но от резких жестов в адрес своего героя он уже давно отказался и вряд ли собирался бросить его навсегда. «Уже почти полночь, Уотсон. Я думаю, нам пора возвращаться в наше скромное пристанище».Это последняя реплика, которую Конан Дойл вложил в уста великого сыщика. При желании ее можно счесть символической.

Писал в те годы Дойл очень много – совсем как в молодости. Громадный труд «История спиритизма», бесчисленные статьи, детективы, фантастика. Во всех кратких биографических очерках говорится, что Дойл, после того как занялся пропагандой спиритизма, написал «очень мало беллетристики». Может, и маловато, но уж никак не «очень мало» – почти десяток холмсовских рассказов, «страшные рассказы» (как, например, упоминавшийся «Ужас высот»), да еще и роман «Маракотова бездна» («The Maracot Deep»). «Иногда я задавался мыслью: действительно ли гибель Атлантиды не могла случиться позднее, чем мы думаем? По расчетам Платона, это произошло около девяти тысяч лет до нашей эры, но ведь вполне могло произойти и постепенно, и, может, Ганнон (карфагенский полководец и мореплаватель. – М. Ч.)наблюдал затухание одной из ее последних конвульсий». Мыслью этой доктор Дойл задавался много-много лет тому назад – когда плыл у берегов Африки на «Маюмбе». И вот он все-таки решил написать об Атлантиде.

С публикацией «Маракотовой бездны» в СССР связана целая история, которую рассказал переводчик Александр Щербаков; в наше время о ней писали довольно много, но вряд ли она известна всем, так что стоит ее привести. В 1927 году «Стрэнд» публиковал первую часть книги – собственно «The Maracot Deep». Советское издание «Мир приключений» немедленно, в том же году опубликовало отрывки из нее под названием «Глубина Маракота», затем перевод вышел в журнале «Всемирный следопыт». Вторая часть романа была написана позднее и печаталась в «Стрэнде» в 1929-м. Конан Дойл назвал ее «The Lord of the Dark Face», что обычно переводят как «Владыка Темной стороны»; молодому читателю, наверное, ближе другой вариант – «Темный Лорд», хотя Темный Лорд доктора Дойла не имеет ничего общего с обаятельными душками Вольдемортом и Сауроном – он скорее напоминает темные силы, какими их видел Стивен Кинг: омерзительные чудовища, лишь иногда напяливающие человеческую личину.

Тотчас же «Всемирный следопыт» – в майском номере – поместил отрывок из этого текста, озаглавленный переводчиком «Опасности глубин», и анонсировал выход второй части романа полностью. Однако, после того как в майском «Стрэнде» появилась кульминация романа, редакция «Следопыта» объявила, что печатать «Темного Лорда» будет в сильно урезанном виде: «Досадно за талантливого писателя, который не только докатился до мракобесия, но и проповедует его наивными приемами, лишенными даже тени оригинальности и новизны». (То есть проповедовать мракобесие методами, в которых наличествуют оригинальность и новизна, можно?) Щербаков пришел к выводу, что истинная причина, по которой «Следопыт» осерчал на доктора Дойла, заключалась вовсе не в мракобесии; дело в том, что Дойл мимоходом обругал там французскую революцию и советский строй. Дойловский Темный Лорд – дьявол, скажем для простоты, – заявляет, что он «был тем высоким темным человеком, который вел толпу в Париже, когда улицы утопали в крови. Такие времена редки, но в России в последнее время было и похлеще. Я и сейчас оттуда». Дьявол обретается в СССР! Наверное, Щербаков прав, хотя и «мракобесие» тоже вызвало недовольство – иначе можно было выкинуть пару фраз, а не кромсать весь текст.

Вторая часть «Маракотовой бездны» публиковалась у нас с громадными сокращениями, а потом вовсе перестала печататься; лишь с 1990-х российскому читателю стал доступен полный перевод. Но роман все равно принято называть слабым – возможно, по инерции. Что касается первой части – в детстве она читалась с тем же интересом, что и другие фантастические тексты Конан Дойла. Когда «Бездну» перечитывает взрослый, которому важно не «про что», а «как» написано, – да вроде бы тоже все в порядке, не потерял доктор своего мастерства... И все же «Затерянный мир» интереснее... Почему? Героя «Бездны», профессора Маракота, называют бледной тенью Челленджера. На наш взгляд, Маракот никакая не тень, а просто совсем другой характер – сухарь, фанатичный аскет, зануда, «живая мумия», как сам автор его определил. Скорее уж можно сказать, что Маракот – это Саммерли: быть может, доктор Дойл пожалел, что рано похоронил его.

Вероятно, «Бездна» кажется бледной по сравнению с тем же «Затерянным миром» из-за того, что не совсем удачно выбрана точка обзора. Дойл изменил своему обычному принципу – пара или четверка; главных героев теперь трое: фанатичный Маракот, грубоватый весельчак Билл Сканлэн и Сайрес Хедли, от чьего имени в основном ведется повествование. Хедли – образованный человек, молодой ученый и на роль «простодушного рассказчика» не очень-то годится: мы уже видели, какой сбой дает блистательная схема, когда повествователь недостаточно наивен – эффекта волшебных очков не получается. Если бы Дойл заставил читателя смотреть на происходящее глазами простоватого Билла Сканлэна – наверняка все воспринималось бы куда ярче и живее.

Так почему же погибла Атлантида? «Мы видели войны – беспрерывные войны, на суше и на море. Мы видели беззащитные дикие племена, уничтожаемые огнем и мечом, их подминали под себя колесницы, топтала тяжелая конница. Мы видели сокровища, доставшиеся победителям, но чем богаче они становились, тем резче менялись лица на экране: они приобретали более жесткие, животные черты. <...> Мы видели беззаботные, легкомысленные толпы, бросавшиеся от одного увлечения к другому; они гонялись лишь за порочными наслаждениями, никогда не пресыщаясь ими. Выросла, с одной стороны, группа богачей, стремившихся исключительно к чувственным удовольствиям, с другой стороны, обнищавшее до последней степени население.» Это все доктор писал конечно же не об Атлантиде – о Земле.