– Нет-нет, что вы! У меня столько квартир, если везде раздеваться… – И она только расстегнула верхнюю пуговицу облезлой кроличьей шубки – совсем уже старенькой, черной, с вытертыми рукавами. Расстегнула и повторила с надеждой: – Так что вы хотите застраховать?

– Я? Ничего. У меня ничего такого нет.

– А мебель, а вот ковер и вообще всю квартиру? У вас очень много вещей. Я не видела таких хором. – И она улыбнулась ему так наивно, так радостно, что у Георгия дрогнуло сердце.

– Нормальная квартира, четыре комнаты… – Он запнулся и вдруг ляпнул: – Здесь нет ничего моего.

– Как, вы не хозяин этой квартиры? Тогда извините…

– Почему же – хозяин. – Георгий смутился. – Это я так. В том смысле, что это ведь все… жены.

– А-а… – Она на секунду задумалась, взглянула в окно. Георгий отметил, как сумрачно блеснули ее глаза цвета спелой вишни. – Что же делать? Понимаете, у меня горит план.

Привычное уху слово «план» вернуло Георгия к реальности.

– Извините, я ничем не могу помочь, – сказал он, поднимаясь со стула, давая понять, что беседа окончена.

Гостья мгновенно оценила этот его намек – вскочила на ноги, покраснела. Георгий отметил, какая у нее нежная кожа, какой замечательный цвет лица!

– Да, – вдруг остановилась она у выхода в коридор, – а давайте застрахуем вашу жизнь, она ведь точно ваша?!

– Моя жизнь… Наверно. Во всяком случае… Я как-то об этом никогда не думал… А что, это можно?

– Еще бы! Давайте! – Счастливая, она вернулась к столу. Вынула из потертой, старообразной сумочки шариковую ручку, бланки и спросила привычной, взглянув прямо в глаза Георгию своими тускло блестящими глазами цвета спелой вишни.

– На что будем страховать – на случай смерти или временной потери трудоспособности? На какой срок? На какую сумму?

– Вам видней, – скованно улыбнулся Георгий, – главное, чтобы выполнили план.

– Правильно, давайте я вас застрахую на случай временной потери, на триста рублей, на пять лет – тогда у меня будет все в порядке, а?

– Пожалуйста.

– А платить вам пять рублей тридцать одну копейку в месяц, можно по безналичному. Потянете?

– Угу.

– Тогда прекрасно! Распишитесь вот здесь и здесь…

Она ушла, оставив на столе розовое «Страховое свидетельство по смешанному страхованию жизни», запах мокрой от тумана кроличьей шубки и чувство смутной радости в душе Георгия – молодой, сильной, освежающей радости.

Он даже не спросил тогда, как ее зовут. Даже не понял – блондинка она или брюнетка. Брови и ресницы сейчас у всех черные, а на голове у нее была кроличья ушанка, завязанная тесемками на затылке, – когда Георгий был маленький, он тоже любил так завязывать шапку. Тогда и у него была кроличья, а сейчас он ходит в ондатровой и посмеивается, что шапка у него дороже головы.

Во второй раз он видел Катю у нее дома! Да, именно так и было, как говорит его старшая дочь Ира, «один к одному».

В начале этого года Георгий решил осмотреть самовольные застройки. С каждым годом самовольщиков становилось все больше, они портили генеральный план развития города, того самого, белого, замечательного в своем изяществе линий и широте градостроительной мысли, что стоял, сделанный из белого пенопласта, в просторном кабинете шефа Георгия.

Начать осмотр решил с самого центра – был у него адресок: «Лермонтова, 25, берег моря».

«Безобразие, – думал Георгий, подъезжая к месту, – не на окраине, в самом центре развели „шанхай“! Надо его немедленно снести. Сейчас осмотрю и дам команду. Тут нечего церемониться, надо проявить твердость».

Машину пришлось оставить метров за двести, подъездных путей к самовольщикам не было – домики приткнулись под насыпью железной дороги, на самом берегу моря. Георгий был настроен решительно и сурово. Но когда спустился мимо засыпанного половой мукомольного заводика, мимо разжиревших голубей к морю и увидел, что домиков очень много, решимость его была поколеблена. «Куда же их всех девать – жителей?!» Мазанки лепились одна к одной по старинному образцу аульских кварталов, почти все они были покрыты толем, прибитым дранкой, придавленным кирпичами и камнями от лихого морского ветра. Здесь было даже электричество: среди домиков стоял одинокий столб, а от него протянулся на шестах к мукомольному заводу электрический кабель – соорудил какой-то умелец. С грохотом билось о скалы море, и брызги соленой, напоенной йодом воды достигали лица Георгия. «Жить здесь полезно, – подумал он не без ерничества. – Надо познакомиться с двумя-тремя хозяевами, поговорить с ними по-хорошему, не пугая, осмотреть все, прикинуть, – словом, разобраться по существу».

Георгий выбрал самую новую мазанку, стоявшую на отшибе; ему понравилось, как хорошо обит дранкой толь на ее крыше, как прямо выведена новенькая цинковая труба. «Надо поговорить, дойти до каждого человека, а там уж делать выводы, – не без гордости отмечая свой государственный подход к делу и свое социальное благородство, подумал Георгий. – Надо помочь им в меру сил, как говорит шеф – „елико это возможно“». С этими добрыми намерениями он и постучался в легкую фанерную дверь. Дверь распахнулась, и на пороге предстала агент Госстраха: оказывается, она была светло-русая.