– Графиня, пройдитесь, вас не видно! – вставая с табуретки, весело скомандовала Александра. И мама двинулась к ней.

Тысячу раз слышала Александра, что «не одежда красит человека, а человек одежду». Однако сейчас, при виде переодетой мамы, она поняла, что это, увы, не совсем так, если человек умеет носить одежду… Ей навстречу двигалась совсем незнакомая, стройная женщина с осанкой, от которой прямо-таки веяло ненарочитой простотой, свободой, уверенностью в каждом своем шаге и жесте.

– Мамочка, да ты королева!

– Всего лишь графиня, мне чужого не надо, даже королевского. – Мама улыбнулась так светло, как в целом мире могла улыбаться только она одна. Лучезарно – другого слова у дочери не было. – И кофта отличная, и все прочее – спасибо! – Подойдя вплотную, мама поцеловала дочь в щеку.

– Это я в Праге на толкучке выменяла, а потом еле убежала от патруля – по офицерским сапожкам меня засекли, поняли, что я военная. Не догнали! Мы с Марысей дали такого деру, что ой-ё-ёй! Это девочка у нас работала, чешка, в посудомойке.

– Спасибо. – Мама села за стол напротив дочери. – Ну рассказывай потихоньку… Как получится, можно кусками. Какая теплая кофта, и цвет, и отделка подобраны не без благородства… Редкое сочетание цветов.

– Еще бы не теплая – настоящая ангора! А светло-серое и темно-фиолетовое действительно гармонируют. Я как издали увидела эту кофту в руках у торговки, так и кинулась в самую гущу!

Помолчали.

– Долго рассказывать, мамочка…

– А мы не спешим.

– И долго, и коротко. Я, как ты знаешь, была замужем, сейчас как бы вдова. Неродившийся ребенок так и не родился. Официально Адам пропал без вести, но попадание было прямое… Огромная бомба. А я не верю… Наши фотографии прилипли по краям воронки. Когда он отходил от меня, у него в руках была пачка наших фотографий… Кое-что я тебе посылала. Это главное, все остальное – детали… А потом пустота. Штурмовой батальон морской пехоты, из боя в бой… Много очень хороших людей, мамочка… кто-то погиб, кто-то остался где-то… У меня был комбат Ванечка, Иван Иванович, мой ровесник, настоящий отец-командир, его разжаловали, после того как мы взяли Севастополь, из майора в младшие лейтенанты… Что-то не то сказал какому-то московскому хорьку-генералу, который прибыл с проверкой… И наш комбат чуть не застрелился, спасибо, я вовремя вышла на балкон – сердце чуяло. Мы разместились там в гостинице, в которой останавливался Чехов… Потом Сандомирский плацдарм, госпиталь, работа с Папиковым.

– А что это за плацдарм? У нас особо не распространялись, хотя я по радио что-то слышала.

– Это в Польше, ма. Домбровский угольный бассейн, там была бойня страшная, но мы были в сравнительном тылу… Госпиталь большой, армейский. Это у меня здесь фамилия редкая – Домбровская, а в Польше это целая область. Девчонки в госпитале меня дразнили: «Домбровская, это не твое княжество?» – а я отвечала: «Не княжество, а графство». С Папиковым мы познакомились случайно, госпиталь был в фольварке с огромным парком, и там двое наших поймали пленного немца, и один из них хотел убить его саперной лопаткой. Говорит: «Война кончается, а на моем счету еще ни одного фрица». Ну я им помешала. И тут Папиков. С тех пор я работаю с ним. Человек специальный, как говорит про него наш начальник госпиталя: «Таких делают штучно и не каждые десять лет».

– Да, Надя рассказывала, он большая величина в хирургии, и ее муж Карен так говорит, а ему я верю. Тебе учиться надо, дочка. Надя уже выучилась, работает заместителем главврача по кадрам.

– Это на месте того дядьки, которого я сеткой по голове?.. Которого ты потом выхаживала?

– Да. Умер в прошлом году.

– Насчет Нади понятно, – с усмешкой сказала Александра и легонько постучала костяшками пальцев по столу. – Я давно подозревала, что она стукачка…

– Ну, это ее дело, – сказала мать, – а тебе надо учиться, ты обязана окончить институт.

– Ма, мне надо работать, я старая…

– Какие глупости! – вспыхнула мама. – Ты должна ради меня, а главное, в память об отце. Ты обязана! Поклянись!

– Ма, да ты что?!

– Поклянись, или я встану перед тобой на колени.

Александра растерялась и медлила. Еще секунда, и Анна Карповна опустилась перед ней на колени.

– Поклянись! Александра так перепугалась, была в таком смятении, что и сама не поняла, как тоже оказалась на коленях.

– Клянись: «В память о моем отце и уважая просьбу моей матери клянусь, что окончу медицинский институт».

– К-клянусь…

– Не так… полностью! – Никогда в жизни не видела Александра свою мать такой властной, такой непреклонной.

– В память о моем отце и уважая просьбу моей матери клянусь, что окончу медицинский институт.

Они обнялись, заплакали и поднялись вместе, помогая друг другу.

– Ты должна выйти в люди и ради себя, и в память о наших жизнях…

– Папиков то же говорит… Они с начальником госпиталя даже хотят втолкнуть меня сразу на третий курс.

– А разве это возможно?

– Для них возможно.

– Дай Бог!

– Сейчас мы все прикомандированы к нашей больнице, то есть госпиталю, в резерв. Но это временно. Папиков говорит, что Москва собирает кадры со всей армии. Они ждут назначений, наверняка больших. Иван Иванович – генерал-лейтенант, Папиков и Горшков – генерал-майоры. Их все знают, и они знают всех. Папиков говорит, что Наталья – это его жена – и я должны быть всегда при нем. А с сентября он отдаст меня в мединститут на третий курс со сдачей хвостов экстерном, в порядке исключения.