Объединить людей может что угодно, и порой это могут быть совершенно неожиданные интересы. Коменданта Несвижа барона Эриха фон Штольберга и начальника службы безопасности и СД Лотара Гетлинга объединяли три вещи: скука, склонность к авантюрам и одинаковое офицерское звание гауптштурмфюрер. Будучи натурами деятельными и непоседливыми, они изнывали от бездействия в этой дыре, куда по стечению обстоятельств их занесла судьба.

Уберечь сына Эриха от плохой компании и сохранить свое состояние пожилому барону Штольбергу помогла война. Барон мог простить отпрыску что угодно, кроме его болезненного пристрастия к выпивке и карточным играм. «Ладно бы оставалось чадо при своих капиталах», — думал отец, но вид цифр на счетах за карточные долги, которые он был вынужден оплачивать, ввергал его в состояние бешенства. Даже самые заманчивые посулы и жесткие угрозы не могли оторвать Эриха от патологического пристрастия к карточной колоде. Он был фатальным неудачником, слепо верящим в фортуну, но ни разу не изведавшим ее взаимности. Иногда, правда, с четырьмя тузами на руках Эрих срывал банк, но на кону в тот момент, как правило, стояла сущая мелочь. Но стоило банку возрасти до неприличия, четыре туза с джокером всегда оказывались в руках у компаньонов.

Благодаря стараниям отца и его связям в гестапо, совместно припугнувшим Эриха мнимой уголовной статьей, ему удалось сбить спесь со своего непутевого сына. Отпрыску повесили офицерские погоны и отправили служить на маленький остров неподалеку от Датского королевства. Первое время Эрих изнывал от скуки, но потом свыкся, пристрастившись к ловле угря и позабыв о покерных комбинациях, тихо угаснувших в его некогда полных черно-красных мастей, тревожных снах. Свежий балтийский ветер и здоровый образ жизни сделали свое дело, превратив Эриха из веселого кутилы в скучающего мизантропа, изрядно поднадоевшего местному окружению своими докучливыми рассуждениями о бренности и нелепости бытия. Примерно в это же время Эрих, чтобы заполнить образовавшиеся в душе пустоты, увлекся фотографией. Он купил себе фотоаппарат «Leica III», фотоувеличитель «Rodenstock», красный фонарь и другое необходимое для проявки пленок и печати фотографий оборудование, с которыми не расставался до конца своих с дней, таская с собой повсюду. Со временем он научился достаточно хорошо фотографировать, особенно поднаторев в пейзажной съемке.

За успешную операцию по оккупации Дании, объявившей капитуляцию в первый же день войны, Эрих получил повышение в звании и Рыцарский крест за военные заслуги, хотя особых заслуг, по мнению героя, у него не было. Что стоило переплыть на катере с одного острова на другой, водрузить на датском мысе флаг Третьего рейха, набить и в ответ схлопотать по морде от местного рыбака, а потом, позабыв обиды, накачаться с ним пивом в портовом кабаке. Подумаешь, подвиг!

После краткосрочного отпуска Эрих оказался на интенданской службе в Варшаве, а спустя несколько месяцев после начала восточной кампании возглавил Несвижскую администрацию. Как бы там ни было, но Варшава все-таки столичный город, а жизнь в столицах сыну противопоказана, разумно рассудил отец.

Своим внешним видом Эрих напоминал сосланного на каторгу Дон Жуана, так и не осознавшего, почему вместо Лазурного берега он оказался черт знает где. Даже местные жители провожали гауптштурмфюрера сочувствующими взглядами, не испытывая при встрече с ним особого страха. Этот высокий темноволосый тип со строгими чертами лица, предпочитающий одеваться по вечерам в цивильные костюмы, весьма разнился своей аристократической внешностью от брутального экстерьера Лотара Гетлинга. Оказавшись рядом, офицеры выглядели весьма комично, но позволить себе улыбку при виде их было непозволительной роскошью не только для гражданского населения, но и для немецких офицеров званием повыше.

Гауптштурмфюрер Гетлинг был на две головы ниже молодого барона Штольберга, круглым, как колобок, розовощеким, добродушным на вид крепышом, скрывающим за лубочной внешностью свою дьявольскую суть. Будучи человеком малообразованным, но до мозга костей преданным идеалам рейха, Лотар быстро дослужился до офицерского звания, подтвердив его отчаянной смелостью, непримиримостью к врагу и готовностью пожертвовать чем угодно ради достижения цели. Именно из-за этих качеств Гетлинга и отправили в тыл, подальше с передовой, посчитав, что на линии фронта без него будет спокойней.

Командир разведгруппы Лотар Гетлинг отличался полнейшим цинизмом, отчаянной смелостью, жестокостью и в то же время склонностью к черному юмору. Он безо всякого колебания резал глотки русским часовым, да и не только русским — однажды, при отступлении, сноровисто располосовал горло от уха до уха смертельно раненому товарищу, и ведь трибунал оправдал его! Гетлинг сумел спокойно объяснить, что парень все равно был не жилец. Тащить его не было возможности — тогда взяли бы всех, а у нас были важные сведения. Оставлять его «иванам» тоже нельзя: прежде, чем подохнуть, солдатик мог проколоться, а противник умеет развязывать языки… И, однако, тот же Лотар Гетлинг мог запросто отдать последний кусок хлеба или эрзац-колбасы голодному русскому ребенку.

Штыковые атаки и карточные комбинации имеют мало чего общего. Поэтому, проявив уважительное внимание к интересам друг друга, офицеры сошлись во мнении, что коротать отпущенное войной время будет лучше всего за кружкой пива в местном кабаке. Однажды вечером Гетлинг и Штольберг сидели в ресторации, тихо напивались и вели неспешную беседу о страхе на войне.

На улице вдали послышались выстрелы. Гетлинг недрогнувшей рукой разлил по рюмкам водку, не обратив на выстрелы внимания.

— Я вот, что думаю, Лотар, — заметил Эрих, — мне кажется, что мы с вами всего отбоялись, особенно вы: боевых действий на фронте, шальных пуль и партизан. Да мало ли чего еще. Но я никогда не мог предположить, что наши солдаты, прошедшие огонь и воду, будут гадить в штаны при виде этого чертового привидения. Они даже в него стреляют. Хорошо еще, что гранаты не додумались кидать.