Шрифт:
— Прозит, — в знак согласия, улыбнулся Кляйн и машинально взмахнул перед кружкой Василия пустой чашечкой из-под кофе.
Из остановившегося напротив кафе «Мерседеса» с открытым верхом вышел высокий крепкий мужчина лет тридцати и, окинув присутствующих ироничным взглядом холодных серых глаз, шутливо козырнул Бекетову.
— Кто этот франт? — вполголоса спросил Кляйн, наклонясь к собеседнику.
— На ловца и зверь бежит, — интригующе шепнул Бекетов, — этот викинг гораздо больше подкован в вопросах по манипуляции сознанием. Я уверен, профессор, вы почерпнете от него гораздо больше.
— Здравствуйте, господа, — приветствовал их Генрих, присаживаясь на свободный стул. — Судя по вашим лицам, вы тут вовсе не научные проблемы обсуждаете. Или я не прав?
— Отчасти — так, — ответил Бекетов. — Разрешите представить вам моего коллегу. Профессор Кляйн.
Кляйн быстро окинул внимательным взглядом напоминающую античную статую стройную фигуру молодого мужчины. На мгновение ему показалось, что его обаятельная улыбка уж слишком контрастирует с холодом серых глаз. Профессор поежился и, как обычно, не стал придавать значения своей прогрессирующей паранойе.
2
Всю дорогу Аля изнывала от тоски и бессильной злобы. Она успела накрасить ногти и просмотреть пару прикупленных с лотка на автовокзале глянцевых журналов. Ей нравилась красивая жизнь, ей вообще нравилась жизнь. Правда, то, что эта самая жизнь может протекать где-то вдали от столиц, она себе представляла с трудом. «Какого черта я должна тащиться в этот глухой Несвиж? — думала она под музыку, грохочущую в наушниках ее айфона, подаренного на день рождения предками. — Как будто эту практику нельзя было пройти в Минске. Подумаешь, велика ценность — практика. Отец ничем не помог, а мог бы. Ладно, я ему еще это припомню. Как, учиться, так Аля давай, а как помочь с практикой, так нет. Езжай-ка ты, Алечка, к бабушке в Тмутаракань и крутись там, как хочешь. Нет, с предками надо жестче, иначе они начинают садиться на шею. Вот Людка молодец, сразу своих запугала. Сказала, что назад приедет с пузом и на игле. Так они ее мигом в Турцию отослали с теткой, а практику замяли наглухо. Догадливые, не то, что мои. Ну, ничего, вернусь, устрою им курс молодого бойца. Пора уже, а то если так дело дальше пойдет, загремлю по распределению куда-нибудь в Муходавск на Полесье и прощай тогда красивая жизнь, Сережка и все понты, которые, как известно, есть нематериальные активы». Кстати об активах, она достала из сумочки кошелек и пересчитала наличность. Негусто… Если бы не стребовала у папахена уже перед самым автобусом двести баксов на гигиену, то ехала бы сейчас, как последняя нищенка. Она на всякий случай достала зеленую сотку и, осмотрев ее со всех сторон, сунула назад.
— Девушка, вы не могли бы сделать музыку потише? — обратился, сидевший с ней рядом дядька в мокрой от пота полосатой рубашке.
— Отвянь, дедуля! — огрызнулась она. — Я английский учу. У меня экзамен завтра. — И отвернулась к окну, с досады закусив губу. Серега, наверно, вечером позвонит этой сучке Светке и потащит ее в кабак. А потом они будут шататься по набережной и тискаться в кустах, как слюнявые подростки. «Тьфу, сука», — выругалась она вслух. Дядька, сделавший ей замечание, слез с кряхтением со своего места и пересел в свободное кресло в соседнем ряду. Аля даже не заметила. Мысли ее были поглощены Сережкой, который уже стаскивал трусики со Светки пред ее мысленным взором, разумеется. Она так расстроилась, что заболела голова. «Вот же гадство», — снова вслух прошептала она и полезла в сумку за таблеткой аспирина. Под конец пути Аля задремала и даже успела увидеть короткий сон, в котором бродила по сырому, темному подземелью в поисках выхода наверх. Она знала, что под ногами вода, но не чувствовала ее. Чтобы выбраться из подземелья, надо было найти какой-то указатель или знак на стене, что в почти полной темноте представлялось задачей не из легких. Аля чувствовала, как где-то внутри зарождается паника и уже готова была заорать. Однако, как это обычно бывает во сне, знак неожиданно обнаружился, но не на сырой и скользкой стене, а у нее на ладони, яркий, словно подсвеченный изнутри. От радости Аля вскрикнула и тут же проснулась.
На вокзале ее встречал двоюродный брат Виктор, которого в детстве она звала Толстым и сильно уважала за способность съедать целую миску бабкиных драников.
— Здорово, брательник! — крикнула она, напугав какую-то семенившую перед ней старушку.
— Ну, здравствуй, Алевтина, — приветствовал ее Виктор, когда она, наконец, выбралась из автобуса. На нем был слегка помятый светлый костюм, делавший его похожим не на мелкого провинциального чиновника, а на гангстера, который встречает на вокзале любовницу босса. Этот сюжет так понравился Альке, что она даже причмокнула губами от удовольствия. Быть любовницей босса в жизни ей еще не приходилось. Надо сказать, что ей вообще еще много чего не приходилось, и кое-что из упущенного она надеялась наверстать в самое ближайшее время.
— Ты такой элегантный в этом костюме, я тебя сразу и не узнала, — решила она сделать ему комплимент. — Похож на Аль Капоне.
— На кого? — не понял Виктор.
— На гангстера, — громко повторила Аля. — Кино что ли не смотрел?
— А, того… — вспомнил он и ухватился за ее чемодан.
Они обнялись, и он трижды чмокнул ее в пахнущие Францией щеки. Аля почувствовала апах дешевого одеколона и скривила носик. «Началось, — ехидно подумала она. — Вот они, прелести провинции. Сейчас еще в коровью лепешку наступить, и будет полный комплект».
— Как доехала? — спросил Виктор, когда они сели в машину.
Вместо ответа, она только рукой махнула.
— Тачка у тебя какая-то беспонтовая, — заметила немного погодя. — Чего, платят мало?
— Платят нормально, да и сам себя не обижаю.
— Взятки берешь, что ли? — оживилась Алька.
— Кручусь, — поправил он.
— Так что ж не купишь что-нибудь поприличнее? В Минске на таких только старперы за картошкой ездят. Подари ты ее деду какому-нибудь, а себе возьми что-нибудь солидное.
— Меня устраивает, — обиделся он. — Я ж чиновник, мне выпячиваться нельзя. Сейчас каждая шавка норовит сунуть нос в твою жизнь. И потом, нахрена мне хорошую машину долбать по нашим дорогам? Я ж по работе на ней сотни две в день накручиваю. Мне, заметь, компенсацию не платят. УАЗик, — как раз то, что надо.
— Ой, вы посмотрите на него, — Она хлопнула себя по коле-ням, — выпячиваться не хочет. Большая шишка… Всего лишь главный инженер строительного управления. Да у нас в Минске самый захудалый чинуша на новом мерсе рассекает и не парится, а ты тут в лесу ссышься засветиться. Брось, живи в полную силу. А то ведь жизнь пройдет и вспомнить нечего будет.