Шрифт:
«Мне все равно, — успокаивала она себя. — Что бы ни случилось, мне все равно».
Он продолжал прижимать ее к себе, а потом очень осторожно, медленно и нежно пальцы его начали гладить ее волосы, спину, руки, лицо. Эти прикосновения были бесконечно ласковыми, мягкими, почти неощутимыми, но доставляли Джасинте ни с чем не сравнимое наслаждение. И она, полностью доверившись ему, расслабилась, закрыла глаза и прижалась к его широкой груди, тут же почувствовав, как к ней вновь возвращаются силы, энергия, самоуверенность. Наслаждение было огромным, хотя вовсе не сладострастным и чувственным, и ей захотелось задержать этот миг навеки, остановить это мгновение… На веки вечные закрыться в этом темном мире, остаться здесь, не ощущая ничего, кроме непрерывных нежных касаний его рук. Она вздохнула.
Потом с той же предельной осторожностью он отпустил ее, и, к своему превеликому удивлению, Джасинта обнаружила, что стоит совершенно одна. И хотя находилась в каких-то нескольких дюймах от него, это расстояние показалось ей огромным. В глазах ее вспыхнула тревога.
— Возвращайся вместе с ней, — произнес он.
— Возвращаться? — переспросила она в страшном недоумении. — Возвращаться куда?
— К себе… в ваши покои.
— Я хочу остаться с тобой!
Она пристально посмотрела на него, пытаясь разглядеть его лицо, но было уже слишком темно. Можно лишь различить неясную огромную фигуру и ощутить его властное присутствие. Ей безумно хотелось, чтобы он видел ее в эти мгновения. Ибо если не слова, то, может, красота Джасинты убедит не отправлять ее к Шерри, хотя, по всей вероятности, и красоте не всегда удается быть убедительной…
— Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой! Я не стану ничего просить… или ожидать…
Если уж он покорил ее, то теперь по крайней мере обязан быть ответственным за нее!
Тут она услышала тяжелый грохот и невольно вздрогнула.
— Что это?
— Всего-навсего мой конь. Ну… возвращайся к ней. Ступай. — Сейчас голос его звучал сердито.
— Но я должна…
— До свидания.
Он резко повернулся, и, прежде чем Джасинта успела понять, что произошло, его расплывчатый силуэт возник на гигантском жеребце. Он вскинул руку в прощальном салюте и бешеным галопом поскакал по лесной тропинке прочь, в противоположном направлении от того места, где дожидалась Шерри. И ничего не осталось, даже цокота копыт.
Все кончилось. Она протянула руки вперед, словно надеясь коснуться его… Пустота.
Донесся оглушительный шум из лагеря, и Джасинта закрыла уши руками. Потом, подобрав юбки, как можно быстрее направилась к экипажу. Внезапно темнота наполнилась множеством всяческих опасностей… К ней подкрадывались индейцы, где-то совсем рядом завывали волки, бродили пьяные в стельку трапперы, из кустов ее сверлили глазами огромные медведи, и даже удалось заметить затаившегося на горе льва. И она побежала что есть мочи, окликая Шерри, окликая все громче и громче. Но ответа не было.
И когда ее отчаяние уже достигло предела, сквозь невообразимый шум донесся зовущий ее слабый голос. Видно, Шерри все-таки услышала, как она бежит.
— Джасинта! Джасинта! Сюда! Я здесь!
Наконец Джасинта добежала до экипажа и остановилась рядом с ним, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Шерри подошла к ней.
— А где же он?
— Ушел. Ускакал верхом.
— Что он сделал с тобой?
— Ничего, — ответила Джасинта тихо. — Он был очень добр ко мне, по-моему, пожалел. — Сейчас она чувствовала себя совершенно потерянной. Все ощущения и мысли покинули ее, кроме желания находиться рядом с ним.
Она сильно дрожала, но только спустя некоторое время поняла, что очень похолодало.
— Садись в экипаж, — проговорила Шерри. — В это время года по ночам становится очень холодно. Давай-ка я помогу тебе… — Она усадила Джасинту в экипаж и завернула в плащ с ярко-алыми шерстяными полосками. Потом приказала кучеру везти их обратно.
Женщины сидели рядом, держа друг друга за руки. Они очень долго молчали, во всяком случае, пока экипаж пробирался в темноте по лесной дороге. Экипаж несся с огромной скоростью и было бесполезно просить кучера ехать тише, ведь то неведомое, что подстерегало их на дороге, страшило гораздо больше этой головокружительной скорости.
Первой заговорила Шерри:
— Ты можешь простить меня, Джасинта?
Джасинта пристально смотрела вперед, в одну точку.
— Я бы сделала то же, что и ты, — проговорила она тихо.
Шерри нежно похлопала ее по руке.
— Какая ты честная! Я горжусь тобой! И стыжусь себя. Знаешь, как мне стыдно? Мне бы следовало быть менее эгоистичной.
— Не знаю… Если учесть, кто он, то как бы тебе это удалось?
— Посмотри! Что это?
Они посмотрели вверх, а Шерри вытянула руку, и на ее ладонь упала снежинка. И тут же растаяла, соприкоснувшись с теплой рукой. Вскоре снег стал огромными хлопьями покрывать землю; снежинки кружились у них над головой и медленно опускались на деревья.
— Не означает ли это то же самое, что и буря? — с сомнением в голосе проговорила Джасинта.
Они посмотрели друг на друга, и Шерри рассмеялась.
— Нет. Это означает совсем другое. Это означает, что он ушел.
Джасинта выпрямилась на сиденье и почувствовала, как горячий комок медленно опускается в ее желудке.
— Ушел!
— Не навсегда, — успокаивающе произнесла Шерри. — Он всегда покидает это место в такое время года. И знаешь, снег будет валить долгие-долгие месяцы…