В это время я приклеивал записку к двери кабинета физики.

— Почему ты одета так чудно? Словно монахиня? Ведь сегодня не День благодарения, — сказал я.

— Я хожу на хор, — ответила она, разглядывая мою записку. — Сегодня утром мы поем на сборе.

— Ах да, — пробормотал я. Я и забыл, что сегодня сбор.

Прекрасно, подумал я. Мне это на руку.

— Забери свое послание, Сэм, — предостерегла меня Дженни. — Зачем ты это делаешь? Ты хоть понимаешь?

— Это объявление войны, — заявил я. — Моей войны против импа. Поэтому я и не стану ничего забирать.

Я показал ей пачку записок, которые держал в руке.

— Может, ты поможешь мне их расклеить?

Она откинула назад свои прямые черные волосы.

— Ты сумасшедший, — заявила она. — Как можно быть таким безумцем после того, что сделал с тобой вчера имп?

Я направился по коридору, отыскивая, куда бы мне еще прилепить записку.

— Дженни, разве ты не хочешь избавиться от импа? — спросил я. — Разве тебе не приятней ходить в нормальную школу, где никто никого не боится?

— Конечно, хочется, — ответила она, еле поспевая за мной. — Но только это невозможно. Сэм, он слишком могущественный. Твои записки его только разозлят еще больше. А когда он злится…

Я схватил ее за руку.

— Я тоже умею злиться, — сказал я. — Смотри, что он сделал с моими руками. — Я показал ей ссадины и ожоги. — Я тоже разозлился, Дженни. Вот почему я сделаю все, чтобы избавиться от этого существа.

Она пыталась вырвать руку. Однако я крепко держал ее.

— Дженни, почему ты не хочешь мне помочь? Почему?

Мыс ней вздрогнули, когда из-за угла вышла миссис Симпкин.

— Сэм? Дженни? — Директриса направилась к нам.

— Дженни, хор уже на сцене, — сообщила она. — Поторопись.

Она повернулась ко мне.

— Сэм, ты почему не на занятиях? Сбор начнется через несколько минут.

— Я… у меня эти записки… — начал я.

Однако миссис Симпкин уже повернулась и направилась прочь.

— Отправляйтесь на занятия, ребята, — крикнула она нам напоследок. — У нас сегодня гостья. Опаздывать нельзя.

Дженни повернулась и побежала в актовый зал.

Я смотрел ей вслед и напряженно размышлял. Сбор…

Сбор…

Внезапно у меня созрел план.

Сбор был довольно скучным. Однако никто не досадовал. Главное, что у нас не было уроков. Хор спел две песни. Вполне прилично. Однако в конце первой песни какая-то девочка из верхнего ряда оступилась и едва не упала с подмостков.

Она все-таки ухитрилась сохранить равновесие, вот только густо покраснела, да так и пела до конца выступления с пунцовым лицом.

Гостем школы была на этот раз молодая женщина, приглашавшая добровольцев для помощи городу. По ее словам, помощь эта принесет большую пользу и не отнимет у нас много времени.

Впрочем, я ее почти не слушал. Все мои мысли были направлены на импа и на мои планы.

Да, Дженни, ты права. Я сошел с ума, я сделался одержимым.

Я вознамерился покончить с импом раз и навсегда. Теперь меня ничто не остановит.

Когда женщина закончила говорить, большинство ребят захлопали в ладоши. Только несколько парней из заднего ряда завыли, но это так, для смеха.

Миссис Симпкин строго посмотрела на них. Потом направилась на подиум, чтобы поблагодарить выступавшую.

Я глотнул побольше воздуха, вскочил со своего места и, перешагивая через ноги ребят, стал пробираться к проходу.

— Эй, Сэм, что ты делаешь?

— Сэм, садись на место!

— Ой, ты наступил мне на ногу!

Я не обращал внимания на ребят из моего ряда, старавшихся меня остановить. Я твердо знал, что сейчас сделаю. Я готовился к этому в течение всего сбора.

Миссис Симпкин не видела, как я бежал по проходу. Она не видела, как я забирался на сцену.

В это время она делала объявление о концерте нашего джаза.

— Я хочу, чтобы в пятницу вся школа пришла послушать выступление наших замечательных музыкантов, — сказала она.

По-моему, она не замечала меня до тех пор, пока я не оказался рядом с ней на подиуме.

Она удивленно вскрикнула, когда я взял из ее рук микрофон.

Я отскочил от нее и повернулся к залу.

— Эй, имп!.. — закричал я в микрофон. — Эй, имп, ты хочешь со мной посчитаться? Иди сюда!

Мои руки дрожали. Голос снова стал писклявым и пронзительным.

Но мне было все равно.