Симпсон снова поднес ко рту кусок цыпленка и принялся с аппетитом жевать.

Мой желудок опять возмутился. Я повернулся и направился к выходу из столовой.

— Эй — твой поднос! — крикнул мне вдогонку Симпсон.

Я вернулся назад.

— Если мы не возвращаем после еды подносы, нам устраивают большую взбучку, — объяснил он.

Я схватил свой поднос и потащил к прилавку. Мои коленки ослабели и дрожали. Голова кружилась. До сих пор я ощущал на языке щекотанье колючих лапок.

Только я положил поднос на место как увидел, что к нему прилипла какая-то желтая бумажка.

Она была сложена пополам. Я взял ее в руки. Развернул.

И уставился на слова, нацарапанные красными чернилами.

Мужской туалет находился неподалеку от столовой. Зайдя в него, я прижался лбом к холодной стенке и закрыл глаза.

Кровь пульсировала у меня в висках. Сделав глубокий вдох и энергично выдохнув воздух, я заставил свое сердце замедлить ритм.

Потом я открыл глаза и обнаружил, что по-прежнему сжимаю в руке эту желтую бумажку. Я поднес ее к лицу и, щурясь, еще раз перечитал нацарапанные красными чернилами буквы:

Я перечитал еще раз. Потом еще и еще. Что все это означает?

Предназначалось ли это послание для меня? Или записка лежала там и раньше, и я просто взял поднос вместе с ней?

«ПОТЕРЯЕТ ГОЛОВУ?»

Может, это угроза? Вызов на поединок.

Или какой-то шифр? Шарада?

Я сунул бумажку в карман. Потом умылся холодной водой.

Выйдя из туалета, я поднялся наверх, чтобы разыскать Дженни и Симпсона. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь из них объяснил мне, что творится в этой школе.

Однако я их так и не нашел. Коридоры опять почти опустели. Прозвенел звонок, оповещающий о начале нового урока.

Мистер Кимпал встретил меня с улыбкой. Я заметил, что вернулся в класс самым последним. Он закрыл за мной дверь кабинета.

— Надеюсь, вы все неплохо подкрепились, — сказал он.

Я остановился на полпути к своему месту. Повернулся к учителю и уже открыл рот, чтобы сообщить ему про черных жуков, которые ползали по моему картофельному пюре.

Однако он опередил меня.

— Сэм, к сожалению, тебе придется нас сейчас покинуть.

— Что? — удивленно спросил я. — Что я такого сделал? Что-нибудь не так?

— Наш школьный джаз репетирует после большой перемены по понедельникам, средам и пятницам, — продолжал мистер Кимпал. — Вероятно, тебе никто об этом не сообщил. Поднимись к мистеру Келли в его кабинет джаза, расположенного на самом верхнем этаже.

— Как дела, парень? Не заблудился еще в нашей школе? Первый день всегда не сахар — это уж точно!

Крупный и неуклюжий, он говорил хриплым басом, причем довольно странно — только одной стороной рта. На нем была теплая серая рубашка и свободные штаны цвета хаки. Короче, он походил скорей на футбольного тренера, чем на учителя музыки.

Кабинет оказался просторным, с высоким потолком и несколькими окнами, выходившими на задний двор школы.

Перед пюпитрами в три ряда сидели человек двадцать и разогревали свои музыкальные инструменты. За барабаном стоял рыжий мальчик низенького роста и выбивал яростный ритм.

Мистер Келли вывел меня на середину комнаты.

— Ребята, это Сэм Уотербери. Сэм играет на саксофоне. Когда я прослушивал его на прошлой неделе, мне стало ясно, что он просто находка для нашего оркестра.

Жирный мальчишка извлек из своей трубы резкий звук.

Несколько человек засмеялись.

— Ты можешь оставить футляр здесь, — сказал мне мистер Келли. — Садись рядом с Тери, она кларнетистка. — Он показал на светловолосую девочку, сидевшую во втором ряду.

Я достал свой сакс и собрал его. Насадил мундштук, перекинул через плечо ремень и направился на свое место.

— Привет, — сказал я, садясь рядом с Тери. — Как дела?

Я облизал мундштук и провел пальцами по клапанам, проверяя их.

Она улыбнулась мне. У нее оказались потрясающие зеленые глаза.

— Твой сакс выглядит совсем новым, — заметила она.

Я чуть приподнял его.

— Точно. Мне подарили его на день рождения.

Тери серьезно посмотрела на меня.

— Что ж, сделай крепкий запор на футляр, — посоветовала она.

Я нахмурился и посмотрел ей в глаза.

— Запор? Для чего?