— Совсем не плоха твоя коричневая сигара. А это что такое? — с удивлением спросила она. «В информационный отдел. Доставлено из Ковно».

Протирая очки, он заглянул в бумагу через плечо Софи.

— Хотел бы я, чтобы наши с этим согласились! — горестно вздохнул он. — Ты хорошо изучила нравы фон Горзе и иже с ними, я хорошо знаком с кругами прогрессивных граждан, но в последнее время мне пришлось наблюдать рабочих. Вижу, что и они пассивны. Никогда они искренне не отзовутся на этот человеческий голос, да и не могут они, как не могут ходить на головах. Прочти.

И Софи прочла своим приятным грудным голосом отрывок из речи Народного Комиссара Ленина от 26 октября 1917 года по старому стилю.

— Трудящихся всех стран, — дополнил Бертин и взял из рук Софи сигару. — Да, если бы все были людьми такого образа мыслей, как мой товарищ Паль! А депутаты? Кто после трех лет войны им еще верит, у того мозги набекрень. Читай дальше.

И Софи прочла:

— Стоп! — воскликнул Бертин. — На сегодня довольно. А впереди — еще самое лучшее, в особенности для нас, солдат. Перемирие на три месяца, чтобы наш брат солдат действительно получил передышку, мог отдохнуть. По-видимому, Ленин и его коллеги хорошо знают нас!

Сестра Софи покачала головой, красиво сидевшей на ее стройной шее.

— А через три месяца не заполучишь на фронт ни одного солдата, и Ленин отлично это понимает.

— Умное дитя, — сказал Бертин и поцеловал ее в затылок. — Но речь идет о мире и, кроме того, они чутко прислушиваются к биению пульса народных масс. Вот как доктор Якобштат слушал пульс у Анны.

Он обнял Софи за талию и хотел привлечь ее к себе на колени, но она высвободилась.

— Теперь читай, — потребовала она, — ты же сказал, что есть нечто для меня. А через полчаса мне надо уходить.

— Ладно, — согласился он и вынул из ящика тетрадь. — Когда все эти слова о мире упали мне в душу, как капли меда в молоко, у меня родилось намерение, которое я, вероятно сам того не зная, вынашивал в глубине души. Смотри, что написано сверху, но об этом никому ни звука, даже Берб, потому что это может кончиться для меня плохо. — Он сел на угол стола, чтобы пододвинуть исписанный лист к лампе, но прежде подал его Софи. — Имена я, конечно, изменю, но пока — имена подлинные, и все события я стараюсь описать возможно ближе к действительности.

Софи открыла первую страницу, и зрачки ее расширились.

— «Некто Бьюшев», историческая трагедия в пяти актах. — Ты написал, ты хочешь…

— …воскресить нашего Гришу, да. Удастся ли мне — знают только музы, из которых в данную минуту ты самая близкая и вдохновляющая. Пишется медленно, пальцы заржавели. А вообще-то, всего каких-нибудь несколько недель, как у нас появилось время на всякие посторонние занятия. Для этих страниц следовало бы дать подзаголовок «Написано под столом».

— Читай же, — нетерпеливо попросила она, — скоро вечерняя перекличка. Оказывается, ты и пьесы пишешь! Милый!

— Пьесы, — повторил он раздумчиво, — да будут ли их играть и когда? Если бы в моем распоряжении были актеры, сцена, если бы мне были видны подмостки, на которых разыгрывается мировая драма… В Вильно, Ковно, Риге работают так называемые фронтовые театры. Там можно было бы накапливать опыт, учиться режиссуре, определить вес слова…

Он помолчал и затем начал:

Софи, опершись подбородком на кулачок, смотрела на Бертина, полуоткрыв рот.

— Милый мой, — воскликнула она, — откуда ты знаешь, как они говорят, как мыслят, что их волнует? Кто ухаживает за ранеными солдатами — ты или я?

Польщенный Бертин не мог сдержать улыбки. Он продолжал читать: