Оксана заглянула ему в рот, будто надеясь, что оттуда выскочат две съеденных им куска, и беспомощно развела руками.

— Ну всё, мимо денег, — прохныкала она, с тоской вспомнив о спонсорской кругленькой сумме за первый приз.

— Извини, не понял, — посерьезнел Рой.

— Плакали мои денежки.

— Денежки плакали? — ничего не понимая, повторил Рой. — Ты сама плачешь, — вконец расстроился он, вытирая своим платком слезы девушки. — Объясни мне, что все-таки произошло!

— А вот и мы, где торт? — На пороге появились Маша с Джоном.

— Так это она из-за вас расплакалась, — рассердился Рой. — Ну и обжоры, я ведь вам почти все оставил.

Джон с Машей уставились на объеденный торт и заплаканное лицо Оксаны.

— Вот тебе и сюрприз! — воскликнула они в голос и бросились утешать девушку.

Исправлять торт пришлось всем вместе. Оксана руководила, а Джон и Рой месили, взбивали, выжимали. Джон нашел в закромах своей кухни печку для быстрого приготовления. Второй торт получился еще более нарядный. А первый Рой предложил разрезать на треугольные порции, замаскировав нехватку съеденных кусков, поставить на поднос и обнести членов жюри.

Эффект от предложения предприимчивого американца оказался потрясающим, и Оксане достался первый приз. Второй получила Салли — мать Роя, третий — неизменная участница конкурсов, старая кулинарка Брэнсона. Она осталась не в обиде, так как, оценив на вкус Оксанино кулинарное искусство, сочла приз справедливым.

Оксана в парчовой юбочке и туфельках на высокой платформе стояла на пьедестале почета. Кейт с пожилой спонсоршой, подойдя к победительницам, вручили им конверты с вознаграждением.

Грациозный книксен и поклон публике. Все аплодируют, и счастливая Оксана, спрыгнув с возвышения, тащит за руку Роя.

— Я хочу разделить с тобой победу, — кричит она от восторга.

— А с нами нет? — в шутку обижается Маша.

Оксана, засунув нос в конверт с деньгами, ахает.

— Тут на всех хватит, — радуется она. — Теперь я тоже могу пригласить вас…

— Лучше испеки нам еще один торт, — мягко сопротивляется Джон.

— Да, только для нас, — облизывается воспоминаниям Рой.

— Для него одного, — поправляет сына Салли. — Ты не представляешь, как он любит сладкое.

— Теперь представляю, — смеется Оксана.

— Я хочу в нашем списке поставить плюс. — Маша, сидя в постели, придвинулась к разомлевшему от секса и бурбона Джону.

— Вот как? — удивленно таращится на нее американец.

— Мне понравился этот напиток, — поясняет Маша и, подняв с пола стакан, прищурившись, смотрит сквозь призму льда на свет.

— О! Американцы понимают толк в выпивке! — Джона распирает от гордости.

— Как же, — с иронией замечает Маша. — От дедушки я слышала такую историю. Владелец знаменитого петербургского ресторана «Шерри» учил пить коньяк одного американца, увидев, как он залпом опрокинул рюмку: «Надо взять рюмку, поднести ее к носу, медленно и глубоко вдохнуть в себя аромат и поставить обратно». — Маша замолчала и многозначительно посмотрела на Джона.

— А что потом? — не выдержал мужчина.

— Потом, месье, об этом можно долго вспоминать.

Джон расхохотался.

— Забавный анекдот. Я расскажу его своему французскому другу Полю, он хоть и разбирается в коньяке, но… — Джон качает головой.

— Возможно, это по-старофранцузски. — Маша с достоинством королевы поднимает тяжелый стакан и вдыхает душистый запах бурбона. — Вот так! — провозглашает она и ставит нетронутый стакан на пол.

— Что касается американцев, то вряд ли им можно преподать такую науку, — сопротивляется покладистый Джон.

— Русским тоже, — сдается Маша и, вновь подняв стакан, делает порядочный глоток. — Поэтому я не вычеркиваю виски из нашего списка, — с удовольствием признается она. — А наоборот, создаю новый и ставлю в нем плюс.

— Виват! — словно мальчишка, вскрикивает Джон. — Кажется, хоть в одном пункте мы достигли взаимопонимания.

— Есть еще один, доктор, — напомнила женщина, — угадай, он здесь, в твоей спальне.

Джон наивно поднял глаза, близоруко щурясь по сторонам.

— Дать очки? — перегнувшись через него к ночному столику, предложила Мария.

Перехватив руку, он легко запрокинул ее тело на себя, и Маша почувствовала, как напряглась его плоть.

— Думаю, наступило время приумножить плюсы, — выдохнул он ей в ухо, и то, что до сих пор не нравилось Марии — непривычный рисунок коротеньких занавесок, потолок без центрального освещения, — улетело из сознания далеко-далеко, а потом и вовсе улетучилось, растворившись в неповторимом блаженстве.