Она успела бросить Константина Сэ, потерявшего свое состояние во время войны. Но поскольку ее собственная карьера всеми признанного сопрано достигла апогея, она могла позволить себе выбирать любовников, невзирая на их материальное положение. Последним, как она сообщила мне, был бежавший из своей страны Романов.

Тут не было ничего удивительного. Русская революция, убийство последнего царя побудили к бегству из страны всех, кого можно было хоть в малейшей степени подозревать в принадлежности к аристократии. Потерявшие гражданство князья и княгини, графы и графини вместе со слугами и без них бежали из неблагодарной отчизны, захватив с собой только то, что могли унести, то есть зачастую просто ни с чем.

На одной из вечеринок Марта познакомила меня со своим любовником:

— Дорогая, разреши представить тебе великого князя Дмитрия Павловича, сына великого князя Павла Александровича и двоюродного брата царя Николая Второго.

Хотя нет никакой необходимости упоминать о его достоинствах, попытаться все же стоит. Можно много говорить о династии Романовых, об их непростительном невнимании к нуждам голодающих крестьян и прочее, но мужчины у них в роду всегда были великолепны. В частности, и склонившийся к моей руке с поцелуем.

— Enchant'e, [35] мадемуазель.

Ну прямо живой пример романтического представления о том, каков должен быть настоящий князь, принц крови. Высокий, стройный как кипарис, светло-каштановые волосы, смазанные бриллиантином, красивая голова, прекрасно слепленный орлиный нос, полные губы. Он не отрывал от меня глубоко посаженных, живых глаз янтарного оттенка, и я было подумала, не ждет ли он, чтобы я присела перед ним в реверансе.

— Дмитрий, — сказала Марта, — будь умницей, принеси Коко чего-нибудь выпить. Смотри, бокал у нее уже пустой.

Он взял у меня фужер, легко при этом скользнув ладонью по моим пальцам. У него были прекрасные руки, узкие и белые; и в прежней жизни наверняка ничего тяжелее парадной сабли, которую надо было повесить на пояс перед торжественным выходом, он не поднимал.

— Ну разве он не прекрасен? — прошептала Марта, когда я провожала взглядом его широкую, удаляющуюся в сторону бара спину.

А я вдруг почувствовала в груди некий толчок и поняла… Сама не знаю, что поняла. Впрочем, ничего сверхъестественного… Ну да, ничего похожего на то чувство, которое охватило меня, когда я впервые увидела Боя. Хотя кое-что шевельнулось, и я не удержалась от улыбки:

— И не говори. Роковой мужчина.

— Он очень хотел с тобой познакомиться. Стоило мне произнести твое имя, как он только об этом меня и просил. Знаешь, ведь он участвовал в убийстве Распутина. Если почувствуешь взаимное влечение, забирай его себе. Мне он слишком дорого обходится.

И я затащила его в постель. Другого способа познакомиться поближе не существует.

Остаток ночи он не отходил от меня, во всех подробностях рассказывая печальную и, надо сказать, скучноватую историю своих несчастий, начиная с убийства любимца царицы и кончая ссылкой в Сибирь. После войны ему удалось бежать сначала в Италию, потом в Испанию и, наконец, во Францию, где его тетушка, великая княгиня Мария Павловна, тоже изгнанница, живущая в Париже, познакомила его с Мартой. История эта действительно показалась мне довольно нудной — я не испытывала особой жалости к аристократам, — но его интерес, очевидно, выходил за рамки простого общения, о чем он ясно дал понять к концу ночи, когда оргия на вечеринке достигла своего апогея и я уже собиралась отправиться домой.

— Вы разрешите нанести вам завтра визит, мадемуазель Шанель? — прошептал он с такой старомодной чопорностью, что я чуть было не рассмеялась.

Вокруг нас кружились пьяные и обкуренные парочки, Марта визгливо хохотала, когда двое мускулистых чернокожих из оркестра подняли ее себе на плечи, продолжая дудеть в свои тромбоны.

— А чего ждать? — спросила я, достала из сумочки запасной ключ от своего номера и вручила Дмитрию. — Номер двадцать пять. Прихватите шампанского.

И зашагала к выходу, не дожидаясь ответа, не думая, что увижу его еще раз. Я сделала это по наитию, подчиняясь мгновенному импульсу. Я рассуждала так: этот человек, рожденный и воспитанный в строгих правилах, посчитает меня совсем простушкой, слишком современной на свой утонченный вкус.

Через час раздался стук в дверь. Он не воспользовался ключом. И когда я, облаченная в пеньюар, открыла, причем собаки лаяли как сумасшедшие, пока я на них не прикрикнула, он вошел с бутылкой «Боланже». Поставил ее на туалетный столик и с пылающими щеками повернулся ко мне.

— Дорогая бутылочка, — заметила я, глянув на шампанское. — Полагаю, вы записали ее на счет моего номера?

И снова я не ждала ответа. Стояла и глядела на него, а он тем временем протянул свои длинные, слегка дрожащие руки и стал расстегивать пуговицы на своем темно-сером, видавшем лучшие времена костюме.

Но у него ничего не получалось. Руки дрожали так сильно, что я не выдержала и подошла к нему ближе:

— Позвольте мне.

Я сняла с него пиджак и рубашку, и он стоял передо мной голый по пояс, не столь мускулистый, как Бой, но весь такой изысканный в своей строгой мраморной чистоте.

— А вы красивы, — только и произнесла я.

Теперь, когда он стоял здесь передо мной, я уже сожалела о своей импульсивности. Прошло чуть больше года со дня смерти Боя. При мысли о том, что ко мне может прикоснуться другой мужчина, все мое существо запротестовало.