Где-то я уже слышала подобное выражение.

— Она что, принимает лауданум? — недоверчиво спросила я.

Я еще ни разу не видела Мисю под действием наркотика, хотя могла и не заметить. Я не очень в этом разбиралась.

Кокто кивнул, явно довольный тем, что у нас есть теперь общая тайна.

— Да, и лауданум тоже, если нет ничего другого под рукой. А так опиум или морфин, когда сможет достать. Спасибо войне, помогла. При ампутациях он шел бочками. И сейчас на черном рынке его можно приобрести почти даром. Она принимает его только дома или если идет на какой-нибудь прием, где будут люди, которых она не выносит. Когда вы в первый раз приходили к ней, она была под кайфом. Неужели вы не поняли? — Он закатил глаза и посмотрел на меня так, словно я свалилась с луны. — Коко, неужели вы такая наивная? Это же обычное дело, все художники и писатели употребляют. А как, вы думаете, ее обожаемый Пабло сочинял свои кошмарные декорации для Дягилева?

— И вы тоже? — спросила я, хотя уже знала, каков будет ответ.

— Время от времени — да, когда есть настроение. Но с этим надо быть осторожнее. Лотос надо уважать. И держаться от него подальше. Как и от Миси! — засмеялся он.

Больше я ничего не стала спрашивать. Пожалуй, он единственный человек, которого я еще могла выносить, он, по крайней мере, проявил ко мне чуткость после моей неожиданной встречи с Боем, но после этого разговора я не хотела больше встречаться ни с ним, ни с Мисей, да и вообще ни с кем, без крайней необходимости. А Мисю мне было все-таки жаль. Любая зависимость, кроме работы, пугала меня, я и так все время преодолевала трудности. Кроме того, от меня зависели сотни людей, которым я платила зарплату, поэтому я установила для себя жесткий график, отодвинув все остальное в сторону, но в голове постоянно звучали слова Боя: «Гордыня твоя принесет тебе много страданий».

Когда после изнурительной поездки в Биарриц я появилась в салоне на улице Камбон, меня уже поджидали Адриенна и моя сестра Антуанетта, которая с вызовом заявила, что обручилась и скоро выходит замуж за некоего Оскара Флеминга.

— За кого, за кого? — Я пыталась отыскать в памяти это имя. — А-а, не тот ли это канадский летчик? Но ты же с ним познакомилась всего несколько месяцев назад. Черт побери, Антуанетта, ты хоть знаешь, где находится Канада?!

— Он любит меня. — Она выставила вперед челюсть и чем-то неуловимо-тревожным стала похожа на меня. — Он хочет, чтобы я стала его женой и уехала с ним в Онтарио. Он говорит, у него прекрасная семья, и если я захочу, то могу открыть салон и там продавать твои платья.

Я отбросила пальто и полезла в дорожную сумку за сигаретами. Щелкнула новенькой золотой зажигалкой от Картье — роскошь, которую я позволила себе в Биаррице, — прикурила и пустила струю дыма прямо в лицо Антуанетты, так что она закашлялась.

— Ты с ума сошла! Ты в курсе, сколько этих иностранных летчиков и прочих военных делали подобные предложения глупеньким французским девушкам, как только закончилась война? Готова поспорить, у твоего мистера Флеминга в нашем городе наберется с десяток таких, как ты, и все они собирают приданое, чтобы отправиться в Онтарио или еще куда.

Антуанетта сделала шаг назад, подальше от облака дыма. Было видно, что мой насмешливый тон ее очень задел.

— Все равно я выйду за него, хочешь ты этого или нет. Если твой Бой не женился на тебе и теперь ты вся такая несчастная, это не значит, что и все остальные рядом с тобой должны быть несчастными! — Она побежала наверх, оставив нас с Адриенной одних.

— Габриэль, ей уже тридцать лет, — начала Адриенна. — Это, может, ее последний шанс получить мужа и детей. Разве ты не считаешь, что она заслужила…

Нетерпеливо махнув рукой и погасив окурок о подошву, я прервала ее:

— Ладно, хватит, не начинай! Хочет ехать в Онтарио? Пусть едет. Хочет стать женой иностранца? Прекрасно! — Я посмотрела Адриенне прямо в глаза, и она потупилась. — Боже мой, Адриенна! Что ты смотришь на меня так, будто настал конец света? Война, слава богу, закончилась, мы остались живы. И принеси сюда хоть одну пепельницу, прошу тебя. — Я швырнула окурок на прилавок. — В наше время женщины могут курить открыто. Где прикажешь нашим клиенткам гасить окурки? В моих шляпках?

Громко топая, я спустилась в главное рабочее помещение — в моем новом заведении на улице Камбон, где я разрабатывала и показывала свои новые коллекции, было несколько этажей — и отругала обеих premi`eres, Анжелу и мадам Обер, за то, что они так долго возятся с моделями вечерних нарядов.

— Я что, должна все делать сама? — Вытаскивая рулоны лионского белого атласа, я резко махнула рукой в сторону манекенщицы, стоявшей в одном белье. — Вот вы. Подойдите сюда. Встаньте и не двигайтесь. Похоже, если я захочу представить эту коллекцию перед Рождеством, придется все шить своими руками.

В тот вечер шофер отвез меня в заброшенную квартиру на набережной Токио, поскольку я слишком устала, чтобы ехать в Сен-Клу. В воздухе стояла осенняя прохлада. Роясь в своих многочисленных сумках в поисках ключей и жалея о том, что отказалась от предложенного Мисей дворецкого, я услышала неподалеку возбужденное тявканье. Наверное, кто-нибудь из соседей прогуливает собаку, подумала я. Недавно появился новый аксессуар: пушистые маленькие собачки, которых женщины носили при себе как муфты. «Это чтобы собирать блох», — саркастически ухмылялась Мися. Я по ней очень соскучилась. Соскучилась по ее острому язычку, по ее здоровому цинизму. Надо обязательно позвонить ей, договориться о встрече, заказать столик в «Рице», пообедать вдвоем, посмеяться.