– …Я в шоке, Гриша! Неужели в нашей практике в самом деле имеют место подобные факты?

– Не хочу тебя расстраивать, Мыкола, но случаются. Более того, один подобный факт лично мною запланирован на сегодняшний вечер. Кстати, если есть желание, могу предложить поучаствовать.

– Ф-фу, Гриша! Какое поучаствовать? После такого заявления мне стыдно даже просто дышать с тобой одним воздухом… А что за тема?

– Мне нашептали, за где могут храниться вещи с налета на Канонерском.

– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался Захаров.

– …крайне важно не только оперативно согласовывать материалы, но и заниматься перспективным планированием. На сегодняшний день это есть главная проблема во взаимоотношениях между нашими подразделениями.

«Свадебный генерал» обернулся к президиуму и торжественно возвестил:

– Доклад окончен.

В зале раздались жидкие аплодисменты, под которые докладчик возвратился на почетное место в президиум. Из недр которого ему на смену выдвинулся к трибуне (шоб ему досрочно, да на заслуженный!) Демьян Кузьмич.

– О нет! Только не это! – страдальчески закатил глаза Захаров.

Но Кузьмич сегодня оказался на высоте: то ли решил проявить обычно несвойственное поповское милосердие, то ли просто куда-то опаздывал сам, но уложился в каких-то пять минут. Те самые, за которые, если верить начинающей хорошенькой артисточке Гурченко, можно сделать очень много.

– …Уверен, критические замечания, которые были высказаны на сегодняшнем заседании, несомненно, обогатят нашу работу. Теперь наша задача состоит в том, чтобы практически воплотить эти идеи.

– Похоже, наши мучения заканчиваются? Мыкола, хочешь, я угадаю, какой будет последняя фраза? Забьемся на кружку пива?

– Ищи дурака! Тут и к бабке ходить не нужно: «Наше дело правое».

– …Нынешний обмен мнениями будет способствовать дальнейшему повышению усилий всех милицейских подразделений в интересах профилактики правонарушений, борьбы с преступностью, а также воспитания личного состава. Наше дело правое, преступный элемент будет разбит!.. На этом рабочее совещание прошу считать закрытым.

– Браво! – машинально и совсем не тихо вырвалось у Захарова.

Звезды в президиуме слаженно поморщились и всмотрелись в зал, пытаясь зафиксировать озорника. Мыкола испуганно вжался в кресло, но тут весь подневольный служивый народец в едином порыве поднялся со своих мест и начал аплодировать. Искренне радуясь, что вся эта бодяга наконец-то закончилась…

Перед тем как разбежаться по своим рабочим делянкам, мы с Захаровым решили выкурить по папироске, за-ради чего спустились во внутренний дворик и дотопали до пожарного ящика с песком. Весьма, надо заметить, дурно пахнущего – по причине давнего облюбования оного приблудившимся местным кошаком, окрещенным за паскудность характера Терпилой.

– …А что у тебя по обносу квартиры Карапетяна?

– Угадай с трех раз, – помрачнел лицом Захаров.

– Понятно. Глухо.

– Полный… Бетховен. Притом что там, сам понимаешь: райком звонил, обком перезвонил, горком – собирается звонить.

– Как же, как же! Цельный замдиректора Кузнечного рынка. Это тебе не какой-нибудь профессоришка.

– А ты с какой целью интересуешься?

– Да так, возникла тут одна мыслишка.

– Возникла и молчишь? – возмутился Захаров. – Излагай, не томи!

– Да рановато пока. Излагать. Надо бы для начала кое-какие детальки-шестеренки уточнить.

Мыкола, ты часом за расписного с кликухой Барон ничего не?..

– Барон? Нет, не слышал.

– Вот и я почему-то не слышал. А по моим сведениям, вроде как авторитетный товарищ.

– Так добреди до Светки. Пусть она тебе в картотеке поглядит.

– Тоже мысль.

– Только к Светке меньше чем с коробкой грильяжа соваться бесполезно.

– Ишь ты? А на какие, позволь спросить, шиши я ей грильяж покупать стану? Что за жизнь такая пошла: куда ни сунься – без на лапу никуда? Ладно, разберемся. Значит, вечером как договорились?

– Без вопросов. В восемь, у входа в ДК моряков. Возьмем Графиню за вымя.

– К слову, ух и дойки у нее! Прям хоть бросай службу – да в дояры переводись!..

Постель на огромном супружеском ложе была смята и «вытоптана» так, словно бы две команды футболистов здесь только что отыграли принципиальнейший матч.

Взмокшая, облаченная в полупрозрачный пеньюар Мадам распласталась поверх простыней, прикрыв глаза в бессильной неге, а рядом, упершись спиной в подушки, расслабленно курил Барон, целомудренно прикрытый одеялом. Излишки столбика пепла он беспечно стряхивал в антикварную фарфоровую чашку.