Правительство попыталось ответить расширением внешнего рынка, к чему появились реальные основания: с постройкой Транссибирской магистрали начались экономическое освоение Дальнего Востока и новый этап международного соперничества. США, Великобритания и Япония отнеслись к появлению нового конкурента очень напряженно. Но Россия по логике экономического развития была обязана выходить из своего «дальневосточного тупика» в сторону незамерзающих проливов и гаваней. Япония же, со своей стороны, не имея сырьевой базы, была вынуждена искать сырье в Китае, Корее, а также на острове Сахалин. Поэтому конкуренция была неизбежной, но войны можно было избежать.

Витте являлся противником вооруженного столкновения, как и один из его предшественников, министр финансов Н. Х. Рейтерн, который резко возражал против войны с Турцией (1877–1878). Однако тогда война все же началась. Она обошлась российскому бюджету колоссальными потерями, а в геополитическом плане отнюдь не приблизила Россию к Проливам, ибо вместо ослабевшей Османской империи ее стали отделять от вожделенных Босфора и Дарданелл еще два государства, Румыния и Болгария.

Поскольку российское влечение к Проливам было неизбывным, даже трагическим, и имело прямое отношение к судьбе нашего героя, приведем два высказывания Бисмарка на эту тему.

«Традиционная русская политика основывается отчасти на общности веры, отчасти на узах кровного родства, идее „освободить“ от турецкого ига и тем самым привлечь к России румын, болгар, православных, а при случае и католических сербов, под разными наименованиями живущих по обе стороны австро-венгерской границы. Нет ничего невозможного в том, что в далеком будущем эти племена будут начальственно присоединены к русской системе, но что одно только освобождение еще не превратит их в приверженцев русского могущества, это доказало прежде всего греческое племя. Продолжали освобождать — и с румынами, сербами и болгарами повторялось то же, что и с греками. Все эти племена охотно принимали русскую помощь для освобождения от турок; однако, став свободными, они не проявляли никакой склонности принять царя в качестве султана» [21] .

«Я думаю, что для Германии было бы полезно, если бы русские тем или иным путем, физически или дипломатически утвердились в Константинополе и должны были бы его защищать. Это избавило бы нас от положения гончей собаки, которую Англия, а при случае и Австрия натравливают против русских вожделений на Босфоре; мы могли бы выжидать, будет ли произведено нападение на Австрию и наступит ли тем самым наш casus belli… Если бы я был австрийским министром, то не препятствовал бы русским идти на Константинополь; но я начал бы с ними переговоры только после их выступления» [22] .

Константинополь, Константинополь… Как не вспомнить Крымскую войну, случившуюся от избытка энтузиазма русских вождей, пожелавших вернуть давно утраченное?

Поражение в ней было оскорбительным для привыкшей к победам нации, оно вытесняло страну из Европы, перечеркивало плоды победы над Наполеоном в 1812 году, останавливало ее движение на юг. Технологическая отсталость России стала не только очевидной, но и унизительной: по условиям Парижского мира Россия не должна была иметь в Черном море военного флота.

Смерть императора Николая I опускает занавес над этим периодом беспримерного разлома между Россией и Европой. Новый император, Александр II, должен был начинать у развалин некогда могучей крепости. Наступил момент переоценки принципов предыдущего развития и выбора нового пути — в сторону промышленной революции, которая уже переступила российский порог и диктовала условия полуфеодальной экономике.

Теперь константинопольская история могла повториться на Востоке.

Надо учесть, что восточный участок Транссибирской магистрали проходил по территории Маньчжурии, арендованной Россией у Китая. Таким образом, была сокращена протяженность дороги, удешевлена ее стоимость, создана база для закрепления позиций в Северном Китае. И задеты интересы Японии.

Тем не менее на экспансионистскую идеологию Великого Сибирского пути, который должен был стать «Русским Суэцем», указал С. Ю. Витте в докладе о значении магистрали для экономики России: «Китай, Япония и Корея, население которых в совокупности не менее 400 млн, а современные обороты торговли не менее 500 млн руб. золотом, далеко еще не развили своих торговых отношений с Европой до возможного предела, а скорее в этом отношении переживают еще начальный фазис. Неудивительно поэтому, что народы европейской цивилизации прилагают громадные усилия для овладения восточными азиатскими рынками, не останавливаясь ни перед какими затратами» [23] .

В результате этого строительства возник центр русской экономической экспансии в городе Харбине (Китай), а за последующие 14 лет население Сибири и Дальнего Востока удвоилось, вдоль магистрали выросло десять новых городов, и Транссиб завершил свой путь на океаническом побережье в Порт-Артуре и Дальнем, обеспечив российским товарам проникновение на азиатские рынки.

Поворот России в сторону Азии был не случаен. Такое движение происходило периодически и всегда выглядело как поворот после поражений на Западе, начиная с разгрома Константинополя крестоносцами. За поражением (пусть не военным, а дипломатическим) в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, когда Лондон, угрожая военными действиями, вынудил Петербург удовлетвориться малым, требовалось открыть новые пути растущей экономике.