По замыслу кинодеятелей и тех, кто за ними стоял, планировалось создать фильм с участием Василия Витальевича, в котором, как писал Эрмлер в художественный совет «Ленфильма»: «…не мы, советские люди, который раз расскажем о первых годах революции, о гражданской войне, о пролитой крови наших людей, а расскажут те, кто повел русского человека на русского человека, кто в сговоре с Антантой сеял смерть и разруху. Будут исповедоваться те, кто мечтал о фашистском образе правления, кто находился на службе у Муссолини, кто в дни войны служил Гитлеру, Власову. И наконец они пришли с повинной просить прощения у Родины, и Родина их помиловала» [538] .

Шульгина уговаривали несколько месяцев, пока он не согласился участвовать в съемках, сюжетной основой которых должна была стать его книга «Дни». Так началась работа над фильмом «Перед судом истории».

Почему он согласился?

Надеялся донести, проскочив между молотом и наковальней, свою точку зрения на минувшее, понимая, что его противники-партнеры будут стремиться неимоверно расширить признание его поражения, начатого в «Письмах к русским эмигрантам».

Борьба началась с выбора названия. Шульгин предлагал назвать фильм «Эмигранты», показать историческую судьбу Белой России в изгнании.

Не согласились.

2 июля 1963 года. Государственный комитет Совета министров СССР по кинематографии включил фильм «Дни» в план студии «Ленфильм» на 1964 год. Съемки фильма рассчитывали закончить к середине апреля 1964-го. Возможно, имея в виду 70-летний юбилей советского лидера Н. С. Хрущева в апреле того же года?

Однако не все было так просто.

Мария Дмитриевна в письме отговаривала Шульгина от поездки в Ленинград, опасаясь обмана: «Еврейские трюки ты знаешь хорошо».

Он отвечал ей: «Но обстоятельства круто изменились, и дезертировать не могу. Но ты не бойся, дорогая моя Машенька, за мое здоровье. Я выдержу, потому что чувствую: жалок тот, в ком совесть нечиста. Господь Бог поставил и передо мной еще один барьер, и я возьму его с помощью Божией» [539] .

В начале переговоров он сказал Эрмлеру: «Вы учтите, я зубр, со мной будет трудно. Ваше беспокойство о моем здоровье напрасно. Я выстою. А вот как у вас со здоровьем?»

В конце мая 1963 года на заседании художественного совета Третьего творческого объединения киностудии «Ленфильм» обсуждался литературный сценарий В. Владимирова «Дни». Шульгин как соавтор сценария не был указан. Член совета известный и обласканный властями писатель Даниил Гранин, в частности, говорил, что «…очень важно показать в фильме жалкую, бесправную, политически убогую судьбу эмигрантов… В этом фильме нужно говорить только правдиво, а иначе все будет недостоверным». Ему возразил отличавшийся независимостью взглядов Виктор Конецкий: «Что бы Историк ни говорил, рядом с Шульгиным он будет пустое место, меня все равно интересуют живые люди, а не этот актер» [540] .

Роль «Историка», согласно сценарию, должен был сыграть актер, что, разумеется, могло закончиться двояко, в зависимости от самообладания и убедительности Шульгина.

Он настаивал, чтобы ему показали весь текст сценария, а не только фрагменты с его участием. Его не захотели понять и не дали.

Тогда он отказался получать денежный аванс.

Впрочем, когда переговоры заходили в тупик, он не хлопал дверью, но предлагал сосредоточиться не на разногласиях, а на том, что объединяет.

В конце концов Шульгин вопреки от него ожидаемому написал письмо секретарю ЦК КПСС, председателю Идеологической комиссии ЦК КПСС Л. Ф. Ильичеву, в котором высказал свое видение будущего фильма: «Эта трагедия должна быть поставлена в соответствующие рамки и трактована в таком стиле, который мне приемлем, т. е. хотя я принял отречение из рук Императора, но сделал это в форме, которую решаюсь назвать джентльменской. Это акт не только величайшего значения, как перемена формы правления, имеющей тысячелетнюю давность, но он является рубежом между двумя эпохами и так и должен быть рассматриваем…

Я — именно то, что называется глубокий старик, мне 85 лет, и я не отличаюсь бодростью Аденауэра. За свою долгую жизнь мне приходилось быть писателем и говорить публично, но я никогда не был актером. Между актером и оратором — большая разница: актер говорит речи, которые ему пишут, а оратор, если он говорит экспромтом, то он произносит речь, которую составил сам. В мои годы не переучиваются.

Поэтому я претендую, что моя роль в фильме „Дни“ будет написана мною самим.

Поэтому предстоит большая работа по согласованию мною для себя написанной роли со сценаристом, в данном случае Владимиром Петровичем Владимировым и Эрмлером, известным режиссером, который будет этот фильм ставить. Я предвижу большие затруднения, поскольку мы исходим из разных взглядов на монархию вообще и на императора Николая II в частности. Но допустим, мне удастся поладить с Владимировым и с Эрмлером. Из этого вовсе не следует, что мой текст будет приемлем для Идеологической комиссии, в частности, для ее председателя. Поэтому я думаю, что договоренность наступит фактически только тогда, когда весь сценарий пройдет все эти испытания. Тогда я смогу сказать утвердительно, что я готов участвовать в съемке…» [541]

Обращение к верхам советской системы означало, что «рядовой необученный» Шульгин отверг предписываемый ему вариант соглашательского поведения. За этим должен был последовать его полный отказ от сотрудничества.

Зная ход бюрократической машины, можно утверждать, что письмо Шульгина обсуждалось на всех уровнях, включая и Бобкова как куратора проекта. Не исключено, что даже Хрущев был поставлен в известность. Поскольку фильм должен был символизировать либерализм хрущевского правления и бесспорные достижения советской власти, было решено пойти навстречу Шульгину. Разумеется, без него никакого фильма не могло бы получиться.