Шрифт:
— Можно, я скажу одну вещь? — поинтересовалась я, подходя к Алю с парящей чашкой в одной руке и стаканом воды для себя — в другой. Моргнув и сфокусировав взгляд уже на мне, следователь забрал напиток, благодарно кивнул и вопросительным взглядом поощрил на продолжение. Садиться я не стала, чтобы не приходилось задирать голову, и тоже притулилась рядом на краешке стола. — Не помню, в какой книжке, и к чему там это было сказано, но мне попадалась интересная аллегория. Нельзя ударить палкой перо — оно всегда быстрее на дуновение ветра.
— И? — заинтересованно поднял бровь он. — Мысль понял, а что из этого следует?
— Ну, в отношении рассмотренной ситуации вариантов может быть несколько. Подставить палку под падающее перо, и подождать, пока оно упадёт само. Можно вооружиться чем-то более тонким, чем палка; например, бритвенно-острым лезвием. А можно просто убрать воздух.
— Ловушка, массовая облава или террор? — хмыкнув, перевёл на конкретную ситуацию Карт.
— Тебе виднее, но последнее слово мне не нравится, — поморщилась я. — Может, я чем-то могу помочь? Или мне ты тоже не хочешь ничего говорить, потому что проболтаюсь?
— Не иронизируй. Я не хочу тебе ничего говорить, потому что… — он запнулся. — Нет там ничего хорошего.
— Знаешь, — я нахмурилась, пытаясь подобрать слова так, чтобы и выразить свою мысль правильно, и никого ненароком не обидеть. — Последнее время вокруг меня происходит множество событий, зачастую неординарных, но в большинстве случаев я удивляюсь общеизвестным вещам как каким-то откровениям. И это… неприятно. Чем дальше, тем сильнее я утверждаюсь в ощущении, что всё это время жила в некоем аквариуме, а тот грохот смертей, несчастной женщины в переулке и отца, был не звуком лопнувших струн, а звоном разбитого стекла. Может быть, всё-таки, не стоит меня столь уж яро опекать? Оранжерейные растения, конечно, красивы, но если вдруг они оказываются на улице, они погибают. Не говоря о том, что я устала чувствовать себя дурой и удивлять вопросами окружающих.
— Ты слишком сгущаешь краски, Ау, — растерянно качнул головой Карт.
— Ой ли? Я всё-таки не настолько глупа, чтобы не понимать: моё мировоззрение нормально для ребёнка, но никак не для взрослого человека. Я… теряюсь в догадках, как такое получилось. Но оставлять всё на самотёк больше не согласна, и до причин докопаюсь.
— Я думал об этом, — медленно проговорил мужчина, разглядывая меня с непонятным выражением лица. — Это не может быть частью твоего дара?
— Надо спросить тара Фарта, что с ним было в молодости, — я пожала плечами. — Но мне кажется, это что-то другое, будто бы чей-то умысел.
— Не тянет на проклятье. Но, с другой стороны, это как посмотреть… Человек, доверяющий абсолютно всем, очень уязвим. Хотя зря ты так себя критикуешь. Ты действительно очаровательна, и совсем не кажешься глупой, какие бы вопросы ни задавала.
— Скажи это Оли, — возмущённо фыркнула я.
— Почему именно ей? — опешил следователь. — Уж кто-кто, а лучшая подруга же должна знать тебя лучше прочих!
— Это смотря в чём, — раздосадовано вздохнула я. Ну, кто меня только за язык тянул? А, с другой стороны, раз уж сюрприза так и не получилось… — Знать-то она меня знает, а вот на просьбу проконсультировать по поводу поведения некоторых личностей отреагировала изумлением, граничащим с шоком.
— Каких личностей? — окончательно запутался Аль.
— Да тебя, кого ещё, — мучительно вздохнула я и, уткнувшись взглядом в стакан, принялась каяться. Если рассказать всё стакану я ещё могла, то смотреть при этом в глаза объекту обсуждения было выше моих сил. — Ну, когда ты меня поцеловал… тогда, второй раз, в переулке, когда мы шли в квартиру, которую ты просил послушать… Так вот! — оборвала я себя, чувствуя, что всячески пытаюсь отклониться от заданной темы. Учитывая принятое решение об изжитии этой бестолковой робости, позволить себе роскоши растекаться мыслью по древу я не могла. Решила — делай, и никак иначе. — Поскольку ты мне так и не объяснил, в чём… что это было, я спросила у Олеи. Она мне всё объяснила, и я попросила совета, как поступить. Подумала, и решила, что это не самый плохой вариант, и пошла в магазин… На меня тогда напали, и сюрприза не получилось. А потом я целый день сидела дома, ты работал, и не получилось вообще ничего.
— И… что она тебе… посоветовала? — странным сдавленным голосом пробормотал Карт. Я не поняла, что с ним происходит — то ли он сейчас упадёт в обморок, то ли меня придушит, — но поднять взгляд и уточнить не рискнула.
— Она сказала, что прямым ходом пошла бы в магазин и купила бы очень-очень красивое бельё.
— И вот это должен был быть сюрприз?
— Ну… да, — вздохнула я. Продолжения не последовало, и я через несколько секунд молчания всё-таки рискнула покоситься на Карта. Истолковать выражение несколько перекошенного лица живого ветра я так и не смогла, поэтому робко вынула голову из плеч, куда незаметно для себя втянула её в процессе монолога, будто в ожидании удара. — Ты чего? — растерянно уточнила я.
— Я?! — нервно булькнув, что, наверное, представляло собой смех, переспросил он. — Я чувствую себя идиотом. Притом — клиническим, в какой-то… превосходной степени.
— Вот видишь! А ты говоришь — «очаровательна»!
— Ау, причём тут это? — выдохнул он. — Две недели, две недели я, как последний кретин, тщетно пытаюсь заставить себя думать о чём-то, кроме тебя, сосредоточиться на работе, а меня тут в это время… сюрприз ждёт…
Я пикнуть не успела, как оказалась в его объятьях. Полупустой стакан выскользнул из руки и со звонким щелчком встретился с каменной плиткой, разлетелся на пригоршни водно-стеклянных брызг, прыснувших по полу в разные стороны. Я вздрогнула и, было, дёрнулась что-то с этим сделать, но кто ж мне позволит? Карт легко подхватил меня на руки (от чего с ноги в неизвестном направлении улетел туфель), и толкнул дверь. Вот когда сказалось всё преимущество зачарованных дверей — путь до спальни оказался очень коротким…