Приехал другой точильщик. Но он не умел так живо и красочно рассказывать. Он ни в какое сравнение не шел с Серым.

Я всегда надеялся, что Серый возьмет меня в ученики, но он никогда не предлагал этого отцу. Зато это сделал Тиам, появившийся однажды ранней весной у нас в деревне. С самого начала он произвел на меня странное впечатление. Он пробыл у нас несколько недель, а когда окончательно прошли зимние холода и можно было ехать дальше, купил меня у отца.

С тех пор я следовал за ним из деревни в деревню, из города в город, где он за деньги показывал свое искусство. Что стало с моим предшественником, мне было неизвестно. Мастер избегал говорить на эту тему, упомянув только, что его звали Хильдебранд и что он сбежал от него.

— Ты понял, дурак? Люди — это ничто: они приходят и уходят, а их богатство остается, — Тиам был готов бесконечно философствовать на тему денег и восхвалять Бога или кого-то еще, кто подарил миру это изобретение. Он считал, что перемещение денег из кармана в карман движет миром.

Возражать ему было бесполезно. Тиам презирал людей; он видел только их деньги. Тем не менее, если слушаться Тиама, можно неплохо жить. В конечном счете мы делали то, о чем я всегда мечтал: бродили по миру и видели много нового. Я слушал поучения Тиама, но выводы из увиденного делал собственные.

— В основном люди — овцы, но некоторые из них — волки, — продолжал Тиам. — Вот я, например, один из хищников; конечно, не крупный, иначе я давно стоял бы во главе города или королевства. Но все-таки я всегда возьму то, что мне нужно. — Возможно, в рассуждениях Тиама была доля истины.

С тех пор, как почти год назад мы покинули дом моего отца в деревне Улбрин, я понял, что далеко не везде лучше, чем дома. За это время я многому научился, узнал кое-что о человеческой природе. Поэтому я не был в обиде на отца, который продал меня хозяину. Все-таки это было лучше, чем стать крестьянином или подмастерьем, которые за всю жизнь ни разу не покидают своей деревни.

Я заметил, что большинство людей живет инстинктами, многие, как, например, Тиам, думают только о деньгах, и лишь некоторые воспринимают мир сердцем.

Мало кто чтит заповедь защищать и уважать ближнего своего. И это неудивительно, если принять во внимание, что даже священник думает больше о наполненной кружке для пожертвований и роскоши своего храма, чем о нуждах прихожан, а ведь он должен служить образцом добродетели!

Я никогда не понимал, почему уважают людей, которые избивают, эксплуатируют или унижают других. Правда, мне всего двенадцать лет. Может быть, когда-нибудь я разгадаю эту загадку.

Шлеп! Мастер Тиам наградил меня оплеухой. Видимо, ему показалось, что я недостаточно внимательно слушаю.

— Болван! — набросился он на меня. — Запомни, ты не только мой слуга, но и ученик. Я выбрал тебя, потому что у тебя взгляд живее, рука проворнее и ум подвижнее, чем у большинства крестьянских олухов. Я знаю, однажды ты попытаешься меня обмануть; если я тебя на этом не сумею поймать, а такое трудно себе представить, — он самодовольно ухмыльнулся — считай, что обучение закончено. А до этого изволь слушать, что тебе говорят!

Я молча кивнул; любое возражение разозлило бы его еще больше.

Тиам мрачно посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Он снова занес руку для удара, но передумал.

Мы пошли дальше. Тиам прекратил свои поучения. Чем ближе мы подходили к торговому пути, тем больше он нервничал. Между холмами уже была видна серая лента широкой дороги, вымощенной булыжником.

Мы свернули на тропинку, ведущую вверх по холму к основной дороге. Хотя подъем был пологий, Мерцад с трудом тащил тележку. Я старался помочь ему, подталкивая ее сзади.

С вершины холма открывался вид на широкую долину и дорогу, ведущую в Азатир, который был целью нашего путешествия. Там открывалась осенняя ярмарка, и Тиам надеялся выманить у посетителей с помощью своих трюков немало монет.

Я мечтал увидеть этот город. Тиам рассказывал, что в нем живет больше пятидесяти тысяч людей, а городские стены — не просто земляной вал, а каменная стена шириной в восемь и высотой в двадцать пять локтей. Я не мог представить себе, как пятьдесят тысяч людей могут жить в одном месте. Я умел считать до ста; большее число не укладывалось у меня в голове. (Правда, хозяин уже научил меня писать мое имя и начал обучать счету.)

Тиам задумчиво теребил бороду, глаза его сузились и превратились в щелки, а крылья большого острого носа трепетали. Я попытался отгадать его мысли, но у меня ничего не вышло. Внезапно лицо хозяина просветлело и приняло довольное выражение.

— Пошли, малыш! Быстрее! — скомандовал он. — Вон караван. Вместе с ним мы проникнем в Азатир.

Я должен был догадаться раньше: он, как всегда, беспокоился о своем кошельке. Дело в том, что разбойников не очень-то пугали его магические жесты. В безлюдной местности опасность быть ограбленным была гораздо меньше, чем вблизи городов или торговых путей, где часто встречались люди, живущие исключительно разбоем. Были и такие, что грабили проезжих потому, что их толкал на это голод. Так что Тиам предпочитал находиться в обществе людей, которые были в состоянии защитить свое имущество, например, как в этом караване: издали можно было разглядеть нескольких вооруженных охранников.