– Я не сомневаюсь в этом ни секунды - ты добьёшься всего, чего захочешь, если приложишь все усилия. Господь наделил тебя редкостной красотой, и он не заберёт её назад. В твоих же силах - с мудростью использовать, то, что дано тебе от природы.

– Прости меня, я не знал, что мне делать, и наломал дров, - за свою бытность Лев Витриченко уже мало чему удивлялся, вот и сейчас он подошел к жене и сыну, чтобы на этот раз не упустить шанс сказать им, как они для него дороги, - Впервые в жизни я увидел всю грандиозность и всю трагичность смерти тогда, там, за дверью твоей палаты - прошептал "мертва", и сам себе не поверил - как будто, ещё раз убил тебя, произнеся эти слова. А ты лежала на больничной койке - спокойная и умиротворенная, бледная и холодная - как Снежная Королева. Моя Королева... На земле я любил - лишь тебя. Как же я мог оставить того, кто был плоть от плоти, кровь от крови нашей? Это было хуже, чем предательство. Если я любил тебя, то, должен был принять и его. Простишь ли ты меня?

– Уже давно простила, - мягко улыбнулась Руслана и повернула улыбающееся лицо к сыну - пусть это будут всего лишь пять минут, но, эти драгоценные минуты рядом с ней будут её любимые мужчины, - Я всегда знала, что твоя жизнь гораздо важнее, чем моя, и я ни о чём не жалею, и, глядя на тебя сейчас, ещё раз убеждаюсь в том, что оно того стоило, - она сняла с шеи камею, и это было украшение с секретом - кулон раскрывался, и в середине был портрет самой Русланы, нарисованный когда-то Львом Витриченко, - Теперь я всегда буду с тобой - так близко, как только могу.

– Ты и так в моём сердце - ближе и быть не может, - он приложил её ладонь к своей груди.

– Эта маленькая темноволосая девушка, что стоит рядом с тем высоким мужчиной - это она преобразила тебя?
– тихо спросила она, на что Марк лишь загадочно улыбнулся.

– Смерть Христова, Ал, - Маргарита застыла на месте с широко распахнутыми от удивления глазами, - Алессио! Это, правда, ты?
– она стояла, не в силах пошевелиться, размазывая по лицу потёкшую тушь и помаду, - Я же три месяца каждую ночь засыпала на мокрой от слёз подушке.

– Chao, cara mia!
– он улыбался и улыбались его серо-голубые глаза, - Я рад, что у тебя всё хорошо, - а слёзы всё лились и лились из её глаз, и она ни как не могла их остановить, опасаясь даже дотронуться до него, - Ну, перестань же плакать. Такой красавице не идут опухшие глаза, - он провел рукой по её волосам, - Лучше скажи, что же вы такого сделали, что мы тут?

– Всё, что мы сделали - мы сделали все вместе, - Маргарита посмотрела в сторону друзей, - Без них ничего бы этого не было.

– Рerche Margherita e buona,

perche Margherita e bella,

perche Margherita e dolce,

perche Margherita e vera,

– процитировал он слова старой песни.

Маргарита - доброта здесь,

Маргарита - идеал красоты.

Маргарита - сама нежность,

Маргарита - сама правда,

Маргарита - неизбежность...

– Ты часто напевал мне эту песню, - девушка сразу вспомнила, как она любила слушать, когда он пел, как её завораживал его хрипловатый голос, - Ты говорил, что она написана специально для таких, как я. Говорил, что она принесёт мне радость и удачу - так и случилось. Знаешь, это даже трудно представить, насколько я сейчас счастлива.

– Нет - это не трудно, об этом говорят ослепительный блеск твоих глаз и твоя лучистая улыбка. И я, правда, очень рад за тебя, малышка. Я помнил тебя милой в своей влюбленности маленькой девочкой, а сейчас я вижу прекрасную молодую женщину в начале расцвета своей красоты. Ты всегда будешь для меня малышкой-сестрёнкой, сестрой моего лучшего друга... Я бы не смог сделать тебя такой счастливой, как это сделал он, - он опустил взгляд на её живот, но, Маргарита не заметила этот его жест, - И вскоре ты будешь ещё счастливее. Возьми это на счастье, - он протянул ей статуэтку в виде фигурки девушки-ангела из искусственного мрамора, покрытого слоем бронзы, - Я так и не успел тебе её подарить, - А это, - в другой руке у него была статуэтка маленького ангелочка, - передай сыну моей сестры, пожалуйста. Это будет ему напоминанием обо мне.

– Я обязательно сделаю это, обещаю, - это было наименьшее, что Маргарита могла сделать для него.

– Отец!
– Джон и Ями обняли князя, выглядевшего ещё более царственно в своём белом одеянии:

– Как же я рад, что могу снова обнять вас, пусть и не надолго, - он крепче прижал к себе своих обожаемых близнецов, - Я столько ещё хотел сделать для вас, дети. Нет, правда - разве я думал, что умру в пятьдесят лет от обширного инфаркта, мне всегда казалось, что так много ещё времени впереди, что я всё ещё успею.