В себя меня привел шелест одежды. Моя ночная гостья явно собиралась тихонько одеться и уйти. Осознав это, я поднялась на подрагивающие еще от пережитого ноги и решительно отобрала у неё платье, отбросила в сторону. Она напряженно замерла, когда я позволила своим изрядно умащенным маслом рукам скользнуть вверх от бёдер и обхватить её небольшую высокую грудь.

— Не спеши, — ведомая за руку, она позволила увести себя в кровать. — Встань на колени. Прогнись.

Лидия беспрекословно выполняла распоряжения, принимая весьма развратную позу. Прижавшись сзади к разведённым бёдрам, я обводила её груди, скользила пальцами вдоль позвоночника, покрывала поцелуями поясницу. Мне и раньше приходилось ласкать женщин, но в этот раз что-то неуловимо напрягало. Мои действия не находили того отклика, который я ожидала. Отстранившись, я сжала её ягодицы, провела большими пальцами между ними. Разведённые складочки лишь немного увлажнились. Что ж я делаю не так?

Верная мысль появилась, когда я, сердясь на себя, вновь сжала ягодицы девушки сильнее, чем собиралась, впиваясь ногтями в нежную кожу. Лидия едва слышно застонала.

Шрамы на спине, боль, наслаждение. Неужели эта девушка — рабыня боли? Я снова обхватила её грудь, на этот раз сильно сдавливая, выкручивая соски. Подтверждением моей догадки стало участившееся дыхание и влага, которую я чувствовала бедром. Не прекращая одной рукой терзать поочередно груди я проникла в неё тремя пальцами, уже не заботясь о нежности и аккуратности. Девушка застонала, подаваясь навстречу грубым толчкам, сминая руками простыни. Но для того чтоб достигнуть пика наслаждения ей требовалось что-то еще. Не прекращая ласкать её изнутри, я замахнулась свободной рукой, отвешивая сильный шлепок, так что заныла ладонь. Она вскрикнула и мелко задрожала.

Дальше я не останавливалась. Прежде чем она застонала, утыкаясь лицом в простыни, пришлось отвесить еще не меньше дюжины полновесных ударов. Взмокшая и запыхавшаяся от волнения и покрывавшего меня масла я упала рядом с ней. Откинулась на спину. Отбитая ладонь ныла и покалывала.

Лидия пришла в себя через минуту, поймала мою пострадавшую руку и прижала к щеке.

— Спасибо, — это были первые слова, которые я услышала от неё.

В ответ я, поддавшись сиюминутному порыву, поцеловала её в искусанные губы.

— Пойдём что ли смоем с меня масло и поищем, чем намазать руку и твой многострадальный зад, — предложила оторвавшись.

Она ушла через час, когда мы вдоволь наплескавшись и вымыв друг другу волосы, выбрались из купальни. Хорошо, что притаившаяся в моей крови хищная суть не реагирует на женщин.

Стук вырвал меня из сна спустя всего несколько часов, и я сонно глянула в приоткрытое окно, за которым надрывались ранние пичуги, на серую рассветную хмарь. Сама же попросила горничную разбудить меня пораньше и принести одежду. Хотя я не думала, что они поймут меня так буквально. Но делать нечего: шлёпая босыми ногами и накинув халат, я поплелась к двери.

— Кто?

Горничная проблеяла что-то про мои вещи, и я со вздохом отодвинула задвижку. Не знаю, что послужило причиной моей халатности: магическое истощение, недосып, пара лет спокойной жизни или всё вместе. Когда дверь распахнулась, первое, что я увидела за ней — победный оскал Франциска Витта. Он поймал мой взгляд и что-то забормотал, я хотела отступить, отвернуться, но отвести глаз уже не смогла. Сопротивлялась, изо всех сил, выстраивала мысленные стены, но он говорил и говорил, и с каждым следующим словом я чувствовала, как в тело проникает странное неясное вожделение и исчезает воля.

Мужчина самодовольно улыбнулся, приложился к бутылке, что держал в руках, вытер с виска пот. Словно сквозь вату я слышала его голос.

— Вякнешь кому — сама знаешь, что будет, — жавшаяся за его плечом бледная горничная побледнела еще больше, хотя это казалось невозможным, юркнула в комнату, чтоб оставить стопку моей одежды и испарилась. Я отрешенно наблюдала, как из носа Франциска вытекла алая струйка.

— Идём в кроватку, — он, наконец, обнаружил то же что и я, размазал кровь тыльной стороной ладони, — Курва! Сильная попалась, но за это ты у меня тоже поплатишься. Идём!

Но пошел он не в мою кровать, вышел за двери, и двинулся по коридору. Мысль о том, чтоб отстать от него, показалось мне невыносимой, так что я почти побежала следом. Далеко мы не ушли, мужчина уверенно толкнул одну из дверей, и мы оказались небольшой гостиной. Двустворчатая дверь напротив входа была распахнута и открывала вид на огромную кровать.

— Иди, иди, — Франциск придал мне направление шлепком, в то время как сам откупорил еще одну бутылку. А я пошла, пока не упёрлась в просторное ложе, измятое. После сна наверно.

Мысли ворочались тяжело как каменные глыбы, я стояла у края кровати и пыталась понять, что делаю здесь. В большом зеркале отражался маркиз, идущий ко мне вальяжной походкой. Он отхлебнул из бутылки, хлюпнул носом, размазал появившуюся вновь кровь.

Стоило подумать о крови, как внутри начало нарастать какое-то смутное беспокойство, а еще захотелось запустить руку между ног, приласкать себя.

— Нечего было носом вертеть, — Франциск сдернул с меня халат, — Теперь тебе же хуже будет, маленькая соблазнительная дрянь, — его рука оказалась между моими бёдрами больно сжала, он снова отхлебнул из бутылки, — Ты такая же как все — уже течёшь.