— Я на тебя напишу аттестацию!

Тот долго не понимал о чем речь, а когда ему объяснили — рассмеялся командиру прямо в лицо.

— У меня на заводе зарплата сто тридцать рублей, живу у тещи и на хрен мне ваша аттестация!

Военную форму они презирали, никто её не гладил и не чистил, даже не стирали. Лёва пришёл на развод в мятой рубашке без погон. Командир оторопел:

— Чего ты, Лёва?

— Что, я Вам таким не нравлюсь, товарищ полковник?

За систематическую пьянку и дебоши в общежитии Лёву наконец посадили на «губу» — терпение начальника лопнуло. Но не тут-то было: Лёва потребовал, чтобы его опохмелили. Комендант отказал. Тогда он заявил:

— У меня язва, я хуй буду есть вашу пищу.

Через сутки комендант выбил Лёву с «губы» пинками. Некоторые требовали адвоката, чем повергали коменданта в смятение. Кончилось тем, что комендатура отказывалась принимать волонтёров, а на сдающих их командиров накладывались дополнительные наряды.

Лёву засунули в автороту командиром взвода, где он так ни разу и не появился. А если бы и появился, то его бы в расположение не пустили — не хватало, чтобы напоил ещё и солдат.

После того, как Лёву выгнали за дебош из общаги, ему пришлось предоставить отдельную однокомнатную квартиру. Подселить его ни к кому не решились, а советский офицер, даже двухгодичник, не мог «бомжевать». На родине Лёва обитал в тёщиной квартире, проживал в проходной комнате. Из родни ещё имел безумного брата. Не мудрено, что он мечтал решить свои жилищные проблемы насильственным путем и не раз надоедал мне просьбой:

— Дай мне Ф-1.

Мне тоже попытались всучить одного выпускника Куйбышевского авиационного института. Заходит — фуражка на затылке, космы на плечах, левая рука у козырька:

— Я к вам назначен зампотехом.

Я даже не удостоил его ответом.

— Дневальный! Больше его сюда не пускай, ещё украдет чего.

После того, как я в очередной раз возмутился неправильным распределением нарядов, начальник штаба ехидно заметил:

— Я же тебе давал зампотеха.

— А вы себе его возьмите ПНШ (помощником начальника штаба).

— Да ты что, ёбнулся?

Поэтому, чтобы не терять боеготовность, на все закрыли глаза и молчаливо согласились, что двухгодичники будут приходить в часть только за получкой. Что они исправно и делали двадцать четыре раза. Это была такая глупость — призывать женатых мужиков в армию, если они до двадцати пяти лет умудрялись от неё «закосить». При Горбачёве их всех, наконец, повыгоняли из армии. Только Путин рискнул повторить путь советской системы и призвал двадцать тысяч офицеров запаса, чтобы они довершили начатый чеченцами развал армии.

Я ни одного дня не верил в существование ракетно-ядерного щита Родины. Ещё лейтенантом меня грыз скепсис, когда я видел, как пьяные капитаны доставляли эти «изделия» с завода. Ракеты прибывали железнодорожным транспортом. Возили их грубо и примитивно, под зелёным водонепроницаемым брезентом. Теоретически, все «изделия» полагалось возить в замаскированных вагонах нескольких видов, внешне напоминающих пассажирские, грузовые или рефрижераторы. В Днепропетровске, в составе промышленного полка ВВ, имелась рота ССГ — специального сопровождения грузов. Караул был переодет в обычную армейскую форму — для маскировки. Но этой чести удостаивалась под конец существования СССР разве что «особо секретная» техника космического предназначения. К нам ракету привозили четыре «ВОХРовца», вооруженные револьверами «Смит-Вессон».

К вагонам с «изделиями» норовили прицепить и обычные грузовые вагоны с дефицитным грузом: мукой, сахаром, спиртным, мясными консервами… В советское время на станциях грузы разворовывали нещадно, они могли попросту не дойти до места назначения. А караул, сопровождающий все военные грузы, мог обеспечить какую никакую сохранность и соседних вагонов.

Однажды мне самому довелось транспортировать подобное «изделие» из Челябинска до Читы. Вагон был замаскирован под теплушку. Караул состоял из четырех бойцов. На каждой станции я выставлял одного человека. В соседнем вагоне везли вино из Молдавии. Дед, сопровождающий груз, сделал мне интересное предложение:

— Переходи ко мне, здесь тепло, жратвы сколько хочешь. Буду тебя кормить и поить всю дорогу. Только на каждой станции перекрывай караулом два вагона.

А «пилить» предстояло одиннадцать дней. Я согласился. Весть о грузе вина, передаваемая железнодорожниками из уст в уста, опережала нас. На каждой станции народ рвался к вожделенному вагону. Боец передергивал затвор.

— Стой, стрелять буду!

Жаждущие отступали. Деду хорошо, мне хорошо. Раз пошел посмотреть, как там караул. Смотрю, у них полно жратвы, даже мясо. Интересно, откуда? Оказалось, проявили солдатскую смекалку и сообразительность. Изготовили из стальной проволоки крючок метра два длиной и цепляли им сумки у рабочих путейцев. Дело было летом, и те оставляли принесённые из дому обеды прямо у колеи, на которой работали.

Террористов в то время не опасались, проблему составлял сам караул. Попадая на вокзалы крупных городов, личный состав не мог совладать с соблазном побродить по городским улицам. Для этого надлежало каким-то образом на время избавиться от оружия. Оставить кого-то одного сторожить автоматы было невозможно, как в загадке про волка, козу и капусту. Оставалось передать его на хранение. (От этого вопиющего нарушения Устава гарнизонной и караульной службы его безымянные творцы переворачивались в гробах.) Сдать оружие в военную комендатуру — ещё куда ни шло, но одни долбоёбы умудрились сдать его в вокзальную милицию. Милиционеры приняли автоматы охотно, но выдать их наотрез отказались — добыча была уже вписана в книгу изъятия оружия. Вырвать его из цепких лап МВД не представлялось никакой возможности. Дошло до Москвы. О новостях в данной области мы обычно узнавали из зачитываемых на разводе приказов. Некоторые додумывались запихивать автоматы со скрученными прикладами в ячейки автоматических камер хранения. Однажды их обнаружили при досмотре. Караулы перевооружили карабинами СКС и снабдили их громоздкими ящиками для переноски оружия в общественных местах. Изумленные пассажиры на московских вокзалах и посетители близлежащих вино-водочных магазинов могли наблюдать замызганных солдат с железными ящиками на плечах.