Стрелок И был искусен в стрельбе из лука, но не умел отвратить людей от хвастовства. Мудрый искусен в небесном, но неискусен в человеческом. Только совершенный человек может быть искусным в небесном и ловким в человеческом. Только животное может быть животным, только животное может сберечь в себе небесное. Совершенный человек не приемлет небесного и не приемлет небесного, сотворенного человеком. Тем более не приемлет он вопросов о том, что в нас от Неба, а что — от человека.

Когда стрелку И попадалась птица, он обязательно сбивал ее стрелой — таково было его искусство стрельбы. Но если всю Поднебесную сделать одной большой клеткой, из нее не ускользнет ни одна птица. Вот так Тан поместил в клетку И Иня, пожаловав ему должность царского повара, а циньский Му-гун завлек Раба из Байли, подарив ему пять бараньих шкур. Но если вы попытаетесь заманить кого-нибудь в клетку, посулив ему то, что ему не нравится, вы никогда не добьетесь успеха.

Человек, у которого в наказание отсекли ногу, не страшится законов и людского суда. Преступники, скованные цепью, восходят на гору, презрев жизнь и смерть. Тот, кто не благодарит за подарки, забыл про людей, а кто забыл про людей, тот стал Небесным человеком. Окажи ему почет — и он не обрадуется. Унизь его — и он не разгневается. Ибо он уподобляет себя Небесному согласию.

Если выказывать гнев, а не гневаться, тогда гнев будет исходить от негневающегося. Если для вида что-то делать, блюдя недеяние, тогда действие будет совершаться недействующим. Хочешь покоя — стань безмятежным. Хочешь быть проницательным, следуй сердцу. Если хочешь действовать без ошибок, то делай лишь то, чего не можешь не делать. Делать лишь то, чего нельзя не делать, — таков Путь истинно мудрого.

Глава XXIV

СЮЙ УГУЙ

Сюй Угуй благодаря рекомендации Нюй Шана встретился с вэйским царем У-хоу. Царь учтиво спросил гостя:

— Почему вы, учитель, изъявили согласие встретиться со мной? Может быть, вас утомили ваши труды в лесах?

— Это я могу посочувствовать вам, государь, а не вы мне, — ответил Сюй Угуй. — Ведь вы, государь, погрязли в низменных страстях, а длительная любовь или ненависть делают душу больной. Если же вы отбросите низменные страсти, любовь и ненависть, у вас будут болеть глаза и уши. Тогда уже мне придется выражать вам сочувствие. Отчего же вы, государь, так переживаете за меня?

Царь высокомерно промолчал, и тогда Сюй Угуй сказал:

— Осмелюсь рассказать государю, как я распознаю собак. Худшие собаки думают лишь о том, как насытить брюхо; таковы же и повадки кошки. Собака средних качеств смотрит вверх, словно на солнце. Лучшие же собаки словно бы забывают о себе. Коней я распознаю еще лучше, чем собак. А распознаю я их так: если конь скачет прямо, словно по отвесу, поворот делает, словно по крюку, описывает квадрат, словно по наугольнику, и бежит по кругу, точно по циркулю, то это — конь царства. Однако ж и он уступает коню Поднебесной. У коня Поднебесной талант совершенно необыкновенный: вид у него такой, будто он чего-то страшится, что-то потерял, от самого себя отрешился. Такой конь мчится впереди всех, не поднимая пыли, не зная, куда скачет.

Царю стало смешно, и он громко рассмеялся. Когда Сюй Угуй вышел, Нюй Шан спросил его:

— Чем вы, учитель, так развеселили моего государя? Сколько я ни наставлял его, будь то окольным путем, обращаясь к “Книге Песен”, “Книге Преданий”, запискам о ритуале и музыке, или же говоря без обиняков, ссылаясь на записи в Шести шкатулках и на железных табличках {118} , мне никогда не удавалось сделать так, что государь обнажал свои зубы в улыбке. Чем же вы, учитель, сумели так развеселить нашего государя?

— Я только рассказал ему о том, как я распознаю собак и коней, — ответил Сюй Угуй.

— Только и всего? — удивился Нюй Шан.

— Не приходилось ли вам слыхать про одного изгнанника из царства Юэ?

Прожив в изгнании несколько дней, он радовался, когда встречал кого-нибудь знакомого из своих земляков. Прожив в изгнании несколько месяцев, он радовался, когда встречал кого-нибудь из земляков, чье имя было ему знакомо. А после того как он прожил в изгнании целый год, он был рад встретить любого человека, который был похож на его земляков. Чем дальше уходил он от людей, тем больше тосковал по людям. Когда же он очутился в пустынных землях и дни напролет бродил в лесной чаще по безлюдным тропам, то был рад, когда слышал что-либо похожее на звук человеческих шагов. И сколь сильнее была бы его радость, если бы он увидел перед собой собственных братьев и родичей! Как же много времени прошло с тех пор, как наш государь слышал речь Настоящего человека!

Сюй Угуй увиделся с царем У-хоу, и тот сказал:

— Вы, учитель, уже давно живете в далеких лесах, питаясь кореньями и плодами. Не наскучили ли вам пырей и лебеда, коль скоро вы пожаловали ко мне, единственному? А может быть, вы пришли потому, что состарились? Или возжелали мяса и вина? Или хотите быть облагодетельствованным от моего алтаря духов плодородия?

— Я, Угуй, вышел из рода бедного и незнатного, а потому никогда бы и не посмел попробовать царского вина и мяса. Но вскоре мне придется позаботиться о вас, государь.

— Что значат эти слова?

— Небо и Земля одинаково вскармливают все живое, — ответил Сюй Угуй. — Поднявшихся высоко нельзя считать лучшими, пребывающих внизу нельзя считать худшими. Вы, государь, — единственный повелитель десяти тысяч колесниц и ради удовольствия своих ушей, глаз, рта и носа заставляете тяжко трудиться народ всего царства. Но дух удовлетвориться этим не может. Дух любит согласие и ненавидит распущенность. Распущенность — это болезнь духа. Вот я и не могу не сокрушаться о том, что вы, государь, сами навлекаете на себя болезнь.