Томского и правда признали не просто «лицом с психическим расстройством», но невменяемым.

Суд по делу прошел стремительно.

Судья, не слишком вникая в детали, согласился с версией прокурора, что Леночку Томскую в состоянии умопомрачения убил отец, и отправил программиста на принудительное лечение.

Настя могла бы торжествовать. Враг, безо всяких усилий с ее стороны, уничтожен.

Но торжества не было.

Раньше вспоминала Мишаню, только если случался собственный какой-то успех. Радовалась: «Вот тебе, гад! Получи!»

А теперь думала о нем каждый день.

Не представляла она Томского – худого, нескладного, умного – невменяемым и буйным. Среди тяжелых психов. И не могла поверить, что он останется на всю жизнь в дурдоме. И она его больше никогда не увидит.

В конце концов не выдержала. Решила навести справки.

Выяснила: спецпсихушка – это, понятно, не обычная больница. Но и не тюрьма. Пробраться туда, пообщаться с пациентом куда легче, чем получить свидание на зоне. И назначенное судом принудительное лечение – тоже куда менее страшно, чем реальный срок. У сидельца всегда есть шанс поправиться и выйти на свободу.

Надо ей повидаться с Мишкой. В глаза ему посмотреть, попробовать понять: зачем он натворил такое. А вдруг Томский больше не буйный? И согласится ей интервью дать? Начальство в полный восторг придет.

…Поначалу все шло легко, если не сказать банально. За небольшую взятку она проникла в больницу. За сумму чуть побольше с ней согласился встретиться лечащий врач Томского Константин Юрьевич. Оказался он дядькой жадным, хватким. Не чинясь, поинтересовался: есть ли у Кондрашовой деньги? Настя решительно отозвалась: «На нужное дело всегда найду».

Ну, доктор и рубанул открытым текстом: на данный момент Томский – не человек. Овощ. «Помните, у писателя Айтматова были манкурты?»

– Но невменяемым – как он тут у нас числится – я бы его не назвал. У меня, знаете, опыт большой, и я вам ответственно заявляю: неизлечимых среди моих психов – от силы процентов двадцать. Томский в их число не входит.

– То есть он косит? – нахмурилась Настя.

– Нет, – снисходительно фыркнул врач, – таких деятелей я сразу выявляю – и в цугундер. С программистом все сложнее. У него шизофренийка-то имеется. Но некритичная. Таблеточками, когда надо, подкормить, нормальные условия жизни создать – никто ничего и не заметит. Но тут случается у человека стресс. То ли сам убил – на аффекте. То ли не убивал – увидел трупы. Да кого: жены, дочки! В любом случае для его психики слабой – полный шок. Его бы потихоньку, бережно из этого состояния вывести, а делали – все наоборот.

– Не понимаю, – пробормотала Настя.

– Да закололи его, оглушили. Мозг вырубили. Сразу начали убойные препараты давать.

– А… зачем? – осторожно поинтересовалась она.

– Ну, этого я вам, милая девушка, сказать не могу, – усмехнулся доктор.

– А предположить?

– Судить действия коллег права не имею, – хмыкнул доктор. – Но невменяемый убийца – это всегда очень удобно.

– Особенно если убийца – кто-то другой, – подхватила Анастасия.

– Я вам такого не говорил, – поспешно открестился доктор. Потер ладони. Молвил: – Вы ко мне пришли спросить о нынешнем состоянии гражданина Томского. Мой ответ: сейчас он эскарго.

– Как?

– Засел, будто улитка, в раковине. Хорошо ему – ни проблем, ни хлопот, ни забот. Ест, пьет, дрыхнет.

– А можно его, – загорелась Настя, – из этой раковины выковырнуть?

– Теоретически – да. Только зачем? – Доктор взглянул на нее лукаво. – Так у меня с ним никаких хлопот, самый спокойный пациент, на уколы в первых рядах бежит…

– Сколько? – выпалила она.

– Ой, ну зачем вслух-то? – укорил доктор.

И написал цифру на бумажке.

Насте показалось много. Но торговаться она не стала. Раз ввязалась в историю, нужно идти до конца. Все равно ведь с овощем интервью не сделаешь. И торжествовать над ним тоже не получится.

– Отлично, – повеселел доктор, когда Настя кивнула, – тогда прямо сегодня начинаем эксперимент. Но предупреждаю сразу: здоровым человеком ваш Томский уже никогда не будет. И тихим шизофреником – как был раньше – тоже не останется. После года такой терапии, как мы ему тут устроили, мозг поражен необратимо. Апатию снимем – что-то другое выскочит. Агрессия. Истерики. Мания преследования. Бред ревности. Вариантов масса. Может, лучше не городить огород? Пусть все будет как будет.

– Нет, – упрямо помотала она головой. – Давайте попробуем.

– Дело ваше. Только потом не жалуйтесь, – равнодушно предостерег доктор.

Эксперимент удался.

Томский преображался на глазах.

Но Настя с каждым днем все больше и больше терялась. И не понимала: чего она в итоге добилась?

Про интервью для телевидения можно даже не заикаться, Михаил ее сразу пошлет. Торжествовать над ним? Не хотелось. Да, Томский предал ее. Но высшие силы его уже покарали. Теперь еще ей, что ли, плясать на его костях? Нет, этого она делать не станет. Но что тогда? Помогать Михаилу добиться справедливости? С какой стати? У нее собственных забот выше крыши.