Саксон и Максикк были, конечно же штангистами, тогда как Самсон — нет, или, по крайней мере, он не претендует на это звание, и это в какой-то степени объясняет, почему его сверхъестественная сила подверглась сомнению. Сообщество физкультурников в нашей стране, видите ли, за множество лет приучилось к тому, что выступления штангистов, какими бы величественными они не были, их не впечатляли и оставляли невозмутимыми. Если они удосуживаются проявить интерес к общению с теми, кто проверяет подлинность оспариваемых трюков, сам факт вращения в таких кругах гак влияет на их умонастроения, что напрочь лишает способности волноваться или удивляться. Если, с другой стороны, они не так хорошо знакомы с исполнителями такого уровня, их настроения очень сходны, ибо они просто не верят. Или, опять же, если они достаточно благосклонны, чтобы принять без вопросов подлинность трюков, предложенных их вниманию, простая неспособность вообразить физические затраты таких выступлений оставляет их равнодушными. Тут, однако, перед ними было нечто совершенно иное! Прямо в сердце столицы приехал человек, намеревающийся делать вещи, о которых один здравый смысл подскажет любому: это просто невозможно сделать. То есть невозможно, если только не прибегать к волшебству и к ловкости рук, если не использовать на всю мощь жульнические приёмы. По крайней мере, так говорили те, кто тешит себя надеждой, что знает всё об атлетизме.

Самсон попал под подозрение из-за своего роста, или, возможно, правильнее будет сказать, его недостаточности. Ибо, в сравнении с некоторыми великанами, посетившими нас в былые годы, он, несмотря на впечатляющий вид, который придают ему фотографы, очень невысок, примерно пять футов пять дюймов, и весит не более одного фунта свыше одиннадцати стоунов. Если б он был здоровенным детиной, то что бы он ни делал, принималось бы без споров. Как бы то ни было, таково моё мнение, и основания для него следующие: размер, хоть разумный человек знает, что это никакой не критерий силы, тем не менее в девяноста девяти случаев из ста принимается как достаточное её свидетельство. Если человек говорит, что он силён, и при этом ему случается быть крупным, тогда всё, что он может сказать или сделать, обычно воспринимается даже без поднятия брови. Но будь он хоть в чём-то отличным от такого ошибочного идеала, как немедленно его сила ставится под сомнение, какой бы неподдельной она ни была. Так получалось много раз в моём конкретном случае до тех пор, пока я, стараясь изо всех сил, не представил неоспоримые доказательства. Итак, подобным же образом, оказалось с Самсоном.

Должен сознаться, что прошло некоторое время, прежде чем я решил подвергнуть этого замечательного артиста серьёзному испытанию, гак как когда я был свободен, он не выступал в Лондоне. а когда он был здесь, я оказывался очень занят другими делами. Однако мы наконец встретились. Однажды вечером я отправился в мюзик-холл Южного Лондона и просмотрел его выступление, сидя в первом ряду. Честно говоря, я не увидел в нём ничего подозрительного, хотя особенно внимательно приглядывался к тем моментам, на которые мне указывал предыдущий опыт. Естественно, я понимал, что если какое-то жульничество и имеет место, с первого ряда зрительного зала его не так легко обнаружить. Так что я настроился, поелику возможно, склонить Самсона к показу своих номеров с ещё более близкого расстояния.

Очевидно, удобным местом для того, чтобы подвергнуть его перекрёстной контактной проверке, являлась его гримёрка. Там, в относительно спокойных условиях, не было возможности для обмана. Конечно, если бы я был приглашён для этого осмотра, я бы выбрал совсем другое место, предпочтительно свой клуб. Но так это была полностью моя инициатива, мне просто надо было наилучшим образом использовать то помещение, которое предоставляли обстоятельства.

Мне не составило трудности договориться об интервью и никаких отговорок не выдвигалось, когда я предложил повторить некоторые номера здесь и сейчас. Этот отклик, могу сказать, хоть и произвёл на меня самое благоприятное впечатление, не заставил ослабить остроту моего осмотра, и не уменьшил никоим образом его тщательность. Признавая, что я не был насмехающимся скептиком, я в то же время не выступал и льстивым легковерным приверженцем. Я был совершенно беспристрастен, настроенный, проведя своё исследование, удостовериться либо в одном, либо в другом.

Итак, один из трюков, исполняемых Самсоном — такой, какой никто в этом жанре не пытался делать — разрыв прочной цепи пальцами. Было выдвинуто несколько объяснений этого замечательного трюка, некоторые из них я предложу как свидетельство изобретательности, которую ему приписывали. Грубая сила, как это будет отмечено, в этих объяснениях блистательно отсутствует. Первое и, возможно самое лёгкое, утверждает, что в цепи есть звено, о котором позаботилась ножовка или напильник. Следующее объяснение утверждает, что часть цепи, в которой происходит разрыв, была особо обработана кислотой. И, наконец-то, что некоторым образом идёт по подобному ходу рассуждений, говорит, что ломающееся звено ловко помещается на время в определённое место, где его размягчают нагреванием или каким-то иным воздействием. Но как насчет того факта, что Самсон всегда спрашиваем комиссию, располагающуюся на сцене, которое звено предпочтительно, чтобы он сломал? О да, это объясняется утверждением, что в комиссию включаются его работники, и эти люди знают, на какое звено показать.

Довольно рассуждать о мнимой фальшивости этого номера! Вот какое заключение я вывел из своего исследования.

Я хорошенько рассмотрел цепь, которую по моей просьбе выдали, тщательно изучая каждое звено, из которых она составлена, а их было четыре. Позднее я уточнил, что в наличии имелись куски разной длины цепей этого вида, так как у Самсона большие их запасы. А этот кусок, как он пояснил, был частью цепи, которую он использовал на первом сеансе. Вспомнив, что ему велели сломать пятое звено, я попросил достать вторую половину этой цепи. Что проделали без колебаний. Конечно, в ней тоже было только четыре звена, а кроме того, на одном её конце всё ещё болтался обломок пятого. Это меня пока что удовлетворяло, так как я приметил, что в цепи, перед тем как её разорвали, насчитывалось девять звеньев, об этом чётко сказал его импресарио для публики и для комиссии.

Как только я закончил осмотр цепи, вернул её Самсону и попросил начинать, что он сделал без всяких колебаний и без суеты, просто скрутив сё так, что она сломалась прямо на моих глазах. Это не просто оборот речи, всё действо происходило практически вплотную от меня. И, так как я следил за его движениями, секрет этого удивительного трюка немедленно раскрылся для меня. Самсон действительно изобретателен, но не в таком плане, какой ему приписывают. Он человек не только чрезвычайной физической силы, но умеющий думать. Я это объясню! Цепь, которую Самсон использует для своего трюка, необычна по конструкции. То есть, звенья, из которых она составлена, имеют любопытную форму. Их толщина примерно 1/8 дюйма, а длина 2 дюйма, каждое представляет собой двойную петлю, образующую восьмёрку. Такое длинное перекрещённое звено служит двум целям: во-первых, это даёт возможность ухватится за него пальцами: во-вторых, даёт гарантию, что оно переломится пополам, если только приложить усилия с обоих его концов.

Взявшись за намеченное звено, Самсон крутил его концы в противоположных направлениях, создавая напряжение, разламывающее его. Иногда, говорит он, на это уходит около минуты; в других случаях ему удаётся сделать это меньше чем за половину этого времени. Всё зависит от прочности металла, а она всегда неодинакова. В этом конкретном случае он выполнил трюк примерно за 30 секунд; в другой раз, позже, — ровно за 22 секунды. Я лично засекал время.

Полностью удостоверившись в совершенной подлинности трюка с разрыванием цепи — так как звено было сломано, а не просто раскрыто, как некоторые думали, — я предложил, показать мне трюк с цепью, лопающейся на его грудной клетке. То, что цепь именно лопалась, я убедился во время первого представления, наблюдая, как она отскакивала от его груди, распадаясь под его напором. И, как впоследствии оказалось, я был прав.