После собеседования с Эйнштейном (заверившим ее, что физику ей знать не надо) и Эльзой ее взяли. Она останется при нем до смерти - типичная фанатично преданная секретарша, «цербер»; она будет называть «грязной книжонкой» любую биографию, проливавшую хоть какойто свет на его личную жизнь. Марк Дарби, историкархивист, изучал фотографии Эйнштейна - и на всех была Дюкас: «Я обратил внимание, что она ухитрилась попасть буквально на все фотографии… И всюду смотрела прямо в объектив. Она, как видно, считала этого господина своей собственностью». Доктор Густав Баки: «Она посвятила ему жизнь. Она оберегала его от горы писем… Она была гораздо умней, чем его жена, и была ему прямой противоположностью… Она знала все на свете, где какой идет фильм с какими актерами, подробности жизни эскимосов, в каком океане находится остров Псимбе - все, от чего он был далек. Одно из ее главных достоинств было умение не пускать к нему людей, когда он работал». Джордж Дайсон, сын физика Фримана Дайсона, знавшего Элен в США: «Ее инстинкт был силен и безошибочен, как компас. Хотя она могла продемонстрировать приятную улыбочку и вежливое обращение с теми, кто ей нравился, обычно она была сурова, крута и порой очень колюча». Ганс Альберт подозревал, что она любовница отца, сама она говорила, что хозяин относится к ней как к столу или стулу, и, видимо, была права, хотя это не исключало возможность влюбленности с ее стороны.

20 мая 1928 года прошли очередные выборы в рейхстаг: СДПГ - 29,76 процента, далее шли Национальная народная партия, центристы, КПГ; бедная Демократическая партия набрала лишь 4,8 (потеряв еще 1,5 процента); НСДАП заняла последнее место и показала худший результат за свою историю участия в выборах - 2,6 процента. Зато в число депутатов прошли Геббельс и Геринг, а Техова, одного из убийц Ратенау, выпустили из тюрьмы «за примерное поведение»…

Эйнштейн лечился, в постели лежал не без толку, занимался своим абсолютным параллелизмом, в июне и августе опубликовал статьи в «Анналах математики» - как обычно, выяснилось, что этот подход уже использует другой человек, француз Эли Картан, который, конечно, рассердился, но Эйнштейн ответил, что даже не слыхивал о его работе. (Теперь попытку выстроить Общую теорию всего на основе абсолютного параллелизма называют теорией Эйнштейна - Картана.) Губерт Геннер, историк науки: «В области единой теории поля Эйнштейн просто любил делать всю математику сам, независимо от того, что другие сделали это раньше и, может быть, лучше».

Со здоровьем стало получше к августу, поехали с Эльзой и Дюкас на курорт Шарбейц, там Эйнштейн читал Спинозу и дискутировал о нем с немецким искусствоведом Абрахамом Варбургом. В том же месяце представителями пятнадцати государств был подписан Парижский пакт - договор об отказе от войны в качестве орудия национальной политики; позже к нему присоединились почти все существовавшие в то время страны. Эйнштейн, Цвейг, Бертран Рассел и еще многие подписали петицию, призывая всех принять этот пакт. По возвращении домой Эйнштейн был избран в совет Немецкой лиги за права человека, писал в издаваемом лигой журнале: «Политическая апатия людей в мирное время показывает, что они с готовностью позволят вести себя на убой. Сегодня им не хватает смелости даже поставить подписи в поддержку разоружения - за это они будут вынуждены пролить кровь завтра». Предположительно к этому периоду относится знакомство Эйнштейна с Альбертом Швейцером - теологом, врачом, музыкантом и благотворителем: друг другом восхищались всю жизнь и вели переписку, хотя встретиться довелось всего два или три раза.

В сентябре надо опять когото выдвигать на Нобелевскую премию будущего года. Уж конечно не когото из «квантовой банды», а своих сторонников? Отчасти да: первым Эйнштейн рекомендовал де Бройля, потом Шредингера, но также и своего главного врага - Гейзенберга, однако приписав при этом: «Как мне кажется, в первую очередь следует рассмотреть кандидатуру де Бройля, в особенности потому, что его идея несомненно верна, в то время как пока не ясно, что останется в будущем от грандиозных теорий двух других ученых». В итоге премию получил де Бройль: шведы очень уважали мнение Эйнштейна, возможно, по инерции считая, что он и в современной физике «самый главный».

Очередное письмо в защиту обвиненного: Филипп Хальсман, еврей, в сентябре 1928 года гулял в горах со своим отцом, тот упал со скалы и погиб, свидетелей не было. Филипп получил десять лет за убийство. Началось новое «дело Дрейфуса», в защиту Хальсмана выступили многие знаменитости, среди них Эйнштейн и Томас Манн. В результате через два года Хальсмана выпустили и выслали из Австрии; он уехал в Париж и стал известным фотографом. О травоядные времена, когда открытые письма на когото еще действовали!

В октябре в Берлинский университет по путевке Наркомпроса приехал Лев Ландау, подошел к Эйнштейну, тот позвал в гости. Ландау рассказал о встрече лишь в 1961 году студентам МФТИ; как отмечено в стенограмме, он говорил: «Эйнштейн не мог понять основных принципов квантовой механики. Этот факт поистине удивителен. Я пытался объяснить ему принцип неопределенности, но безуспешно». Вскоре Ландау дал интервью журналисту Ярославу Голованову - в основном о Боре, но упоминался и Эйнштейн: «Я считаю Эйнштейна величайшим физиком всех времен. И тем не менее сегодня трудно говорить о школе Эйнштейна, а школа Бора - это почти все ныне здравствующие крупные теоретики. Почему так - Бор сказал однажды: „Эйнштейн был не только гений, он был еще и прекрасный, очень добрый человек. Но он привык все делать сам, и делать прекрасно“. Привык все делать сам. Может быть, в этом суть их различий. Я вспоминаю Эйнштейна. Он был так же прост, доступен и добр, как Бор. Но говорить с ним было трудно. Он не любил вообще говорить. Он был человеком в себе. Для генерации мысли ему, очевидно, вовсе не требовалось общение».

Нет, общение всетаки требовалось: без ассистентов Эйнштейн не обходился. Громмер был родом из Белоруссии, и теперь его позвали в Минск; Эйнштейн (несмотря на то, что, по некоторым источникам, между ними произошла ссора) написал роскошное рекомендательное письмо, и 1 ноября 1928 года Громмера зачислили на должность профессора в БГУ, а с 1931 года - в Физикотехнический институт Академии наук БССР. Его сменил австрийский математик Вальтер Майер (1887-1948), человек кроткий до самоуничижения, но очень толковый; он был одним из любимейших ассистентов Эйнштейна, тот неоднократно умолял Прусскую академию взять Майера на жалованье, но там отказались, и Майер сделался как бы членом семьи Эйнштейна. Пока что они продолжали работу над единой теорией поля в соответствии с все тем же принципом абсолютного параллелизма. 4 ноября в «НьюЙорк таймс» появилась статья «Эйнштейн на пороге великого открытия». Десятки журналистов осадили квартиру, ожидая какогонибудь нового «чуда». «Квантисты» делали чудеса каждый день, но за ними так не бегали. Почему? Вопервых, их было много, а Эйнштейн один. Вовторых, вокруг него уже сложился ореол загадочности. Втретьих, они занимались вещами малюсенькими, а он - огромными. Понятно, что предпочтут читатели газет.

В начале 1929 года Лига прав человека попросила Эйнштейна высказаться по поводу Ленина (в годовщину смерти). «Я уважаю в Ленине человека, который с полным самопожертвованием отдал все силы осуществлению социальной справедливости. Я не считаю его метод целесообразным. Но одно бесспорно: подобные ему люди являются хранителями и обновителями совести человечества». (Из письма К. Лейстнеру 8 сентября 1932 года: «Вне России Ленин и Энгельс, конечно, не оцениваются как научные мыслители, и никто, пожалуй, не заинтересован опровергать их как таковых. Возможно, то же было и в России, за исключением того, что никто не осмелился сказать об этом».)