Шрифт:
Катя тяжело вздохнула. Рома почувствовал себя моральным уродом. Зачем он спрашивал? Она же вчера рассказывала что то такое.
— А дальше ты сидела на скамейке с какими-то мужиками и рассказывала им про ликантропиков.
— Правда? О, Гос — споди…Весело.
— Кать, извини. Ты же вчера рассказывала. Я мог бы и догадаться.
— Ничего страшного, ты не обязан угадывать чужие мысли, даже мои. Мне все равно нужно было выговориться. Вот, и выговорилась, даже — два раза. Или — три, если считать тех мужиков. Кстати, я совсем не помню, что я тебе рассказывала. Помню только, что мы обнимались. А дальше опять не помню. Мы только обнимались?
— Нет.
— Нет?!
— Еще ты меня поцеловала.
— И все? Так, что — ничего не было?
— Нет.
— Нет?!
— А в чем дело? Ты чем то недовольна.
— Нет, я всем довольна. Особенно — твоей порядочностью, — Катя лукаво посмотрела на Рому.
— А ты хотела бы, чтобы было по другому?
— Не знаю. Все равно бы я ничего не вспомнила.
— Хорошо, в следующий раз учту все твои пожелания и замечания.
Рома, мягко говоря, очень удивился. Обычно Катя не проявляла ни к кому интереса сама, ни с кем не заигрывала даже в шутку. От любых же проявлений интереса к ней (надо ли говорить, что весьма многочисленных) тут же закрывалась. Со всеми, кроме больных, она держала дистанцию, даже подсесть к себе поближе не позволяла. Надо ли говорить, что Рому это очень огорчало.
После того, как он увидел в ней человека, она стал интересна ему. А еще ему однажды показалось, что только она сможет его понять. И этого ему хватило…
Он давно понял природу многих душевных недугов, но женщин в свои двадцать семь лет толком понимать так и не научился. Ему сильно мешало то, что многие заболевания он мог определить на ранней стадии. Последней своей возлюбленной он однажды в пылу ссоры выставил диагноз. Полностью. Только она, к счастью, ничего не поняла, а ушла от него потому, что он был слишком странный на ее вкус.
— Кать, ты бы лучше мне позвонила. Неужели я бы тебя не выслушал?
Роме до сих пор было не по себе, когда он думал, что мог бы не пойти вчера гулять. Ведь в эту ночь Кате было все равно — он или мужик со светящимися глазами. А если бы незнакомец успел раньше него? Рома не признавал ни интуиции, ни других иррациональных чувств, но сейчас они все дружно говорили ему, что Катю он мог больше никогда не увидеть.
— Спасибо, Ром. Зачем тебе мои проблемы? Но, идея хорошая. В следующий раз я позвоню главврачу. Пусть положит меня к нам — лечиться от депрессии. Пусть пичкает меня химией и бьет током по мозгам. Хотя, нет — ничего у него не получиться: наш аппарат сломан, и я не спешу его чинить.
— Почему?
— Потому, что я сама его сломала (можешь настучать главврачу, если хочешь). У меня свои взгляды на ЭСТ. Эпилепсия — дурная штука и, по моему, глупо лечить ею от депрессии.
— А как ты его сломала?
— Я отключила его от рубильника и выдернула пару кнопок. Теперь его бояться включать.
— Кать, давай лучше я к приду, отсоединю один проводок, и он больше не заработает. Я у себя так и сделал.
— Рома?! — лицо Кати озарилось улыбкой, и она удивленно посмотрела на коллегу.
— Да, мы с тобой во многом похожи, — ответил тот на ее вопросительный взгляд: Я тоже считаю, что нечего бить людей током по мозгам.
— А я недавно прочитала в газете статью про депрессию. Ее автор искренне не понимал, почему люди не обращаются для ее лечения к нам, ведь мы лучше всего умеем это делать. Интересно, он хоть сам то понял, что сказал?
— Думаю — нет. Если бы люди знали, как у нас ее лечат — они предпочли бы депрессию такому лечению. Все таки — ЭСТ не выход, да и антидепрессантами лучше не увлекаться. Я их очень аккуратно назначаю.
— А что означает твоя татуировка? — Рома решил сменить тему, да и просто было любопытно.
— Татуировка? Какая?
— А у тебя их несколько?
— Да, а что?
— Ничего. Меня интересует бабочка на ладони. И как я ее раньше не заметил?
— Не знаю вроде, я ее не прятала. Бабочка — метафора души. Еще древние греки считали, что душа покидает тело в виде бабочки.
— А почему именно черный махаон?
— Потому, что он красивый. Это сложная душа с богатым внутренним миром. А черный потому, что в печали.
— А рваные крылья?
— Я думала, ты сам догадаешься. Как у нас по — гречески душа?
— Психея, а что?
— А то, что это символ верности профессии. Я сделала эту татуировку, когда поняла, что мое сердце навсегда отдано только психам. Тут изображена больная душа, черная от печали и раненая — с порванными крыльями. И, конечно же — с богатым внутренним миром. Она очень хрупкая — сожмешь руку и убьешь ее. А еще ее можно отпустить.
Катя подняла руку в сторону окна и разжала ее. Роме на мгновенье показалось, что изящная черная бабочка сейчас взлетит с Катиной ладони.