Она сидит в одиночестве, в гостиной своей очаровательной квартирки в Примроуз-Хилл, в половине первого ночи, с «Сэмсоном против Сэмсона» на коленях и пустым бокалом на столике рядом.

Внезапно вскочив на ноги, Гейл направляется по винтовой лестнице в спальню, застилает постель, собирает раскиданные по полу от кровати до ванной грязные вещи Перри и бросает их в корзину для белья. Прошло пять дней, с тех пор как мы в последний раз занимались любовью. Установим рекорд?..

Гейл возвращается вниз, осторожно шагая по ступенькам. Она стоит у окна, смотрит на улицу и молится, чтобы любимый поскорее вернулся домой в черном такси, номер которого заканчивается на 73.

…Бок о бок с Перри, она едет под ночными звездами по тряской дороге в микроавтобусе с затемненными стеклами: белобрысый охранник с золотым браслетом-цепочкой везет их в отель после праздничной пьянки в «Трех трубах».

— Хорошо провели время, Гейл?

Это спрашивает водитель. До сих пор он и виду не подавал, что знает английский. Когда Перри столкнулся с ним у входа на корт, он ни слова не произнес. Так почему же он заговорил сейчас, размышляет Гейл, встревоженная как никогда в жизни.

— Дивный вечер, спасибо, — вместо Перри, который как будто оглох, отвечает она, призывая на помощь папин актерский голос. — Просто чудесно. У Димы замечательные сыновья, я так за них рада.

— Меня зовут Ники.

— Отлично. Приятно познакомиться, Ники. Откуда вы?

— Из Перми. Славное место. Перри, вы тоже хорошо развлеклись?

Гейл уже готова ткнуть Перри локтем, но тот вовремя приходит в себя.

— Прекрасно. Спасибо, Ники. Потрясающая еда, очень милые люди. Просто супер. Лучший вечер за весь отпуск.

Неплохо для начинающего лжеца, думает Гейл.

— Когда вы приехали в «Три трубы»? — спрашивает Ники.

— Трудно сказать, что мы именно приехали, — заявляет Гейл, хихикая, чтобы скрыть секундное замешательство Перри. — Правда, милый? Мы шли по старой тропе, и нам пришлось буквально прорубаться через подлесок. Где вы так здорово научились говорить по-английски, Ники?

— В Бостоне. У вас есть нож?

— Нож?

— Чтобы прорубаться через подлесок, нужен большой нож.

Эти безжизненные глаза в зеркальце заднего вида — что они видели? Что видят сейчас?

— Ах, как бы нам пригодился нож, Ники! — восклицает Гейл, дочь артиста. — Увы, мы, англичане, не носим с собой оружия. — Что за чушь я плету? Не важно. Продолжай. — Ну… некоторые носят, конечно, но только не такие люди, как мы. Мы — из другого социального класса. Вы слышали о нашей классовой системе? В Англии человек имеет право носить нож, только если он принадлежит к низшим слоям общества. — Новый взрыв смеха звенит до самого конца пути.

Ники минует развязку и подвозит их к входу в отель.

В полной растерянности они бредут, точно посторонние, через заросли гибискуса к своему домику. Перри запирает дверь, но не включает свет. Они стоят лицом друг к другу, в темноте, по обе стороны кровати. Тишина тянется бесконечно. Впрочем, это отнюдь не значит, что Перри не принял решения.

— Я должен кое-что написать. Ты тоже.

Таким авторитарным тоном он, как подозревает Гейл, обычно обращается к нерадивым студентам, не сдавшим в срок еженедельное сочинение.

Перри опускает жалюзи и включает маленькую лампочку у постели — она едва рассеивает темноту в комнате. Рывком открывает мою тумбочку и вытаскивает желтый блокнот. Мой же. Там запечатлены блистательные рассуждения по поводу «Сэмсона против Сэмсона» — мое первое дело в качестве помощника королевского адвоката, отчаянный рывок к мгновенному обогащению и славе.

Или наоборот.

Перри вырывает страницы, на которых записаны мои перлы юридической мудрости, и сует их обратно в тумбочку, затем раздирает мой блокнот на две части и протягивает половину мне.

— Я пойду туда. — Он указывает на дверь ванной. — Ты оставайся здесь. Сядь за стол и запиши все, что помнишь. Все, что произошло. Я сделаю то же самое. Договорились?

— Почему мы не можем остаться в комнате оба? Господи, Перри, я перепугалась до чертиков. А ты — нет?

Даже если забыть на минутку о вполне простительном желании быть с ним рядом, мои слова абсолютно разумны. В нашем номере, помимо расшатанной кровати размером с поле для регби, есть два стола, письменный и обеденный, и два кресла. Допустим, Перри поговорил по душам с Димой — но меня-то бросили в обществе чокнутой Тамары и ее бородатых святых!

— Свидетели должны записывать свои показания порознь, — провозглашает Перри, направляясь в ванную.

— Перри! Стой! Вернись! И останься здесь! Алё, это я, Гейл. Я у нас юрист, черт подери, а не ты! Что Дима тебе сказал?