— Мне так… — начала Наташа, схватив Гейл за руку, но не смогла договорить и опустила голову.

— Подождем, — твердо сказала Гейл, глядя ей в затылок. — У нас достаточно времени. Будем сдерживать эмоции, наслаждаться жизнью и ждать. Это все, что нам нужно, — нам обеим. Ты меня слушаешь?

Кивок.

— Тогда сядь прямо. Можешь держать меня за руку, только слушай. Через несколько дней ты будешь в Англии. Не знаю, в курсе ли твои братья, — во всяком случае, они ждут, что путешествие-сюрприз начнется со дня на день. Но сначала — короткая остановка в Венгене. А в Англии мы найдем тебе хорошего женского врача — да что там, я тебя к своему отведу, — и тогда ты сама во всем разберешься и сделаешь выбор. Договорились?

Кивок.

— А пока что не будем ни о чем думать. Давай выкинем это из головы. Ты снимешь свой дурацкий балахон… — Гейл шутливо дернула Наташу за рукав. — Оденешься изящно и шикарно. Ничего не будет заметно, обещаю. Согласна?

Да.

— Все решения подождут до Англии. Они не страшные, просто разумные. И ты примешь их спокойно. Не сейчас, а в Англии. Ради себя и ради твоего папы. Да?

— Да.

— Повтори.

— Да.

А что бы она говорила Наташе, если бы Перри не предупредил, что именно так, по мнению Люка, она должна себя вести? Что сейчас самое неподходящее время для того, чтобы огорошить Диму неприятными новостями?

Да то же самое, слово в слово, притом искренне. Гейл сама побывала в этой шкуре, она знала, о чем говорит. Она продолжала твердить себе это, пока поезд не подошел к станции «Интерлакен-Ост», откуда им предстояло отправиться в Венген, — и тут Гейл заметила, что по пустой платформе к их вагону идет швейцарский полицейский в красивой летней форме, а рядом с ним — какой-то непримечательный тип в сером костюме и начищенных коричневых ботинках. На лице у полицейского играла сочувственная улыбка, которая в любой цивилизованной стране предвещает неприятности.

— Вы говорите по-английски?

— Как вы догадались? — Гейл улыбнулась в ответ.

— Наверное, по вашему цвету лица, — ответил он — чересчур нахально для рядового швейцарского полицейского, по мнению Гейл. — А ваша юная спутница — не англичанка. — Он окинул взглядом черные волосы Наташи.

— Откуда вам знать? В наши дни человек может оказаться кем угодно… — тем же бодрым тоном парировала Гейл.

— У вас есть британские паспорта?

— У меня есть.

Человек с невыразительным лицом улыбнулся, и у Гейл мороз пробежал по коже. Его английский был слишком хорош для швейцарца.

— Швейцарская эмиграционная служба, — сказал он. — Проводим выборочную проверку. В наши дни, когда границы открыты, попадаются любители путешествовать без визы. Конечно, их немного, но все-таки бывает.

— Билеты и паспорта, пожалуйста, — вмешался полицейский. — Если не возражаете. Если возражаете, придется пройти в участок и все выяснить там.

— Конечно, мы не возражаем. Правда, Наташа? Жаль, что не все ваши коллеги так вежливы, — жизнерадостно откликнулась Гейл.

Порывшись в сумочке, она извлекла паспорт и билеты и вручила полицейскому, который изучал их с нарочитой медлительностью, как делает полиция во всем мире, чтобы честный гражданин поволновался. Человек в сером костюме заглянул ему через плечо, забрал паспорт и просмотрел сам, прежде чем вернуть владелице, а затем улыбнулся Наташе, которая уже сидела с документами наготове.

Поведение человека в сером отражало, по мнению Гейл, либо недостаток опыта, либо изощренную хитрость. Он держался так, как будто паспорт русской несовершеннолетней пассажирки представлял для него меньший интерес, нежели документы взрослой британской подданной. Он открыл страницу с визами, сравнил фотографию с оригиналом, восхищенно улыбнулся, запнулся на мгновение, читая написанное латиницей и кириллицей имя, после чего вернул паспорт со словами «благодарю, мадам».

— Надолго в Венген? — спросил полицейский, отдавая Гейл билеты.

— На недельку, наверное.

— Зависит от погоды?

— Мы, англичане, настолько привыкли к дождю, что просто его не замечаем.

Вежливый полицейский сказал, что следующий поезд отходит от платформы номер два через три минуты, «это последний поезд на сегодня, поэтому постарайтесь не опоздать, иначе придется ночевать в Лаутербруннене».

Они успели на поезд, но лишь на полпути в гору Наташа заговорила вновь. До тех пор она, похоже, тихо кипела гневом, глядя на сумрак за окном, туманя стекло своим дыханием, как ребенок, и тут же резким движением вытирая его начисто. Гейл могла лишь гадать, злится ли девочка на Макса, на полицейского, на человека в сером костюме или на саму себя. Вдруг Наташа подняла голову и пристально взглянула на Гейл:

— Мой папа преступник?

— Я бы сказала, что он преуспевающий бизнесмен, — ответила восходящая звезда юриспруденции.

— Тогда почему мы едем в Англию? Зачем нужны эти секреты? Ни с того ни с сего он заявляет, что мы поступим в лучшие английские школы… — Наташа не дождалась ответа. — После похорон вся семья просто помешалась на криминале. Спросите моих братьев, это их новое увлечение. Они только и говорят, что о преступниках. Спросите их взрослого друга Петра, он говорит, что работает на КГБ. Но ведь КГБ уже не существует. Правда же?