Дядя Ваня сидел за столом и много пил. Странно меняется человек! Только недавно я видел его задумчивым, умным, потом веселым, а вот теперь смотрит на гостей исподлобья, словно сердится. Он встал и нетвердо пошел к двери. Шутки ради его подхватили под руки и повели, а он брыкался и повторял:

— Отпустите меня, я извиняюсь.

Его отпустили, и он ушел, никому не сказав «до свидания».

От шума и песен голова у меня разболелась, и, накинув пиджак, я вышел в подъезд.

На ступеньках сидел дядя Ваня, курил. Я опустился рядом.

— Двое вели хозяйство. Смекай! — неожиданно сказал он, наклоняясь ко мне.

Я с удивлением посмотрел на него. Но глаза у дяди Вани были осмысленные, и на лице затаилась хитрая улыбка, которая так нравилась мне.

— Год за годом вели хозяйство, — продолжал он. — Один — Простодушный — делал как лучше. Поле обработает — земля, что стеклышко чистое; дом строит — картинка. Другой тяпал и ляпал. Оба не унывали. Простодушного все хвалили за умение, премии давали. А сосед совсем неприметен. Тогда, что ты думаешь, сосед тоже стал хвалить Простодушного. С умом хвалил. А как? Смекай! Похвалит да еще скажет: а вот тут надо бы так, а тут эдак. Простодушный был добряком: слушался и переделывал, хотя и не был уверен, что так станет лучше. На то он и Простодушный.

Зато теперь все видят, что сосед умнее, раз такой мастер, как Простодушный, слушает его. И все захотели, чтобы сосед им тоже подсказывал. Думали, лучше будет. Смекай. Лучше ли?.. И сказке конец. Понял?

Я отрицательно покачал головой, хотя и догадывался смутно, что сказка эта имеет к дяде Ване какое-то отношение.

— Не понял, значит. Не мудрено. Я и сам плохо понимаю… Бабушка Анна тогда говорила: «Неученым все помыкают». А она права в чем-то. Придет юнец с аттестатом на производство. Тыр-пыр — и уже передовик. Мы-то в учениках по году-полтора ходили, а он сразу — кадр. Учись, Семка, хоть вечерами, коли так не удается. У жизни тоже больше учись. Думать будешь — жизнь не обманет. Из тебя человек выйдет.

Вверху послышался стук. Это у нас кто-то вышел в коридор и начал отчаянно откаблучивать. Народ в поселке такой: развеселятся — не остановишь.

— За сестру не переживай. Не по нужде идет, — продолжал он, глубоко затягиваясь дымом папиросы. — Остерегать ее — хуже будет, наперекор пойдет. В таких делах всегда наперекор идут. Сама поймет. Думаешь, жизнь изломана будет? Не верю. Сестра у тебя крепкая, рабочей закалки. Страдание тоже настоящим человека делает.

Я зажмурился до боли в глазах. Дядя Ваня очень просто выразил то, о чем я не раз пытался думать. Но почему он не хотел отговорить ее, пока не было свадьбы? Чего уж тут ожидать худшего!..

— Спать, что ли, пойдем? Поздно уже, — зевая, предложил дядя Ваня. — Мне с семи завтра.

Стояла тихая звездная ночь. Погасли огни в домах, только отдельные окна мигали светлячками. Там еще не спали… Может, в какой-то из этих квартир сидит рабочий парнишка за учебниками. «Учись, Семка, тебе грамота нужна!»

Когда я вернулся домой, свадьба подходила к концу. Все утомились, сидели по двое и разговаривали — так просто, чтобы не молчать.

Ляля Уткина опьянела, а может быть, притворялась. Лейтенант отпаивал ее чаем, ухаживал за ней. Ляля капризничала, словно маленький ребенок. Это огорчало лейтенанта, он не знал, что делать. Уж лучше бы не обращал на нее внимания, тогда бы она сразу успокоилась.

Увидев, что я появился, Вера отошла от Николая и поманила меня пальцем.

— Неужели не мог догадаться, — с горечью сказал она. — Видишь, у Николая нет здесь близких знакомых. Хоть бы ты сказал о нем хорошее. Прямо неудобно: все поднимаются, хвалят меня, а о нем никто. Знаешь, как он обиделся!

Вот, оказывается, что ее беспокоило, вот зачем она мигала мне, когда сидела за столом.

Откуда я знал, что и Николая надо хвалить?

В мастерской длинные столы, обитые листовым железом, — верстаки. Примерно через метр — слесарные тиски. Моими соседями по работе оказались Петро Билык, рыжеватый украинец, с веснушчатым лицом, и Вася Подозеров, тоже, как и я, с поселка Текстилей. Он и учился в нашей школе, только в другом классе.

Мы будем, сказал мастер, слесарями-лекальщиками. Это очень хорошая специальность. Без слесаря-лекальщика не может обойтись ни один машиностроительный завод. Все точные слесарные работы выполняет лекальщик.

Да, будем, но через два года. А пока мастер дал каждому чугунную болванку, похожую на букву «Т», зубило и молоток. Мы должны срубить с болванки пятимиллиметровый слой и потом ровно, под линейку, запилить.

Грохот стоит в мастерской. Все стараются. Иногда слышен легкий вскрик. Это кто-нибудь, увлекшись, попадает молотком по руке.

Вот и пришло время, о котором я так долго думал. Вспоминаю прошедший год — и стыжусь, и радуюсь. Много было глупого, много хорошего. Этот год мне на пользу. Я хоть немного, но научился ценить людей — каждому своя мерка.